Премьера театр
Фото: Ira Polyarnaya
Фото: Ira Polyarnaya
Фото: Ira Polyarnaya
Фото: Ira Polyarnaya
Фото: Ira Polyarnaya
Фото: Ira Polyarnaya
Московский "Гоголь-центр" показал премьеру спектакля "Хармс. Мыр" по произведениям Даниила Хармса в постановке молодого режиссера Максима Диденко. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Максим Диденко поставил в "Гоголь-центре" броский и громкий спектакль, про который трудно рассуждать уже наутро после просмотра. "Хармс.Мыр" остается в памяти чередой выразительных, энергичных, сложносочиненных сцен, с трудом вытягивающихся в понятную последовательность высказывания. Надо отдать должное режиссеру — он "заварил" на сцене "Гоголь-центра" весьма сложный проект, в котором сугубо авторское высказывание должно было обрести товарный вид зрелищного шоу. По правде говоря, вторая задача решена гораздо успешнее первой: "Хармс.Мыр" дарит зрителю ощущение причастности к прихотливому синтетическому жанру, в котором смешаны драматический театр и мюзикл (музыку для живого оркестра сочинил Иван Кушнир), местами обостренный до рок-оперы, местами смягченный до поп-концерта, цирковые вкрапления и щедрое использование видеопроекции.
Трудно представить себе такой спектакль где-либо, кроме "Гоголь-центра" с его командой молодых актеров, учеников Кирилла Серебренникова, подвижных, готовых к пластическим контрастам не менее ярким, чем цветовые склейки на их костюмах. В "Хармс.Мыр" они предстают слаженной клоунской труппой, то рассыпающейся по сцене отдельными фигурками, то собирающейся в единое тело со многими головами с ярким гримом, смешными париками и утрированными движениями. Чем-то эти персонажи напоминают о героях спектаклей Роберта Уилсона, тоже тяготеющего, в свою очередь, к поэтике абсурдизма и даже поставившего недавно "Старуху".
Еще недавно, буквально неделю назад, петербургская премия для молодых "Прорыв" отметила за лучшую режиссуру спектакль Максима Диденко "Шинель.Балет". Драматические артисты с выдумкой протанцевали сценическую историю, в дивертисментах которой появлялись недотепы Гоголь и Пушкин в спортивных костюмах, а бесполый Башмачкин, отлично сыгранный актрисой Галой Самойловой, даже превращался в какой-то момент в очеловеченную шинель — беременную женщину, которую ее "хозяин" бросил ради новой шинели-вертихвостки. В "Шинели" тоже были оригинальные сцены, подвижные и реактивные молодые актеры, вдохновение преобразования пространства, ответвления от основной истории, свободолюбивые "прививки" все новых и новых мотивов, но все-таки там был дисциплинирующий режиссерское сознание сюжет повести Гоголя, пусть и лишенный путеводных слов, но помогающий выстроить последовательность ассоциаций.
В новом "Хармсе" дисциплину нужно было вырабатывать самим — готовой инсценировки у создателей спектакля не было, лишь тексты Даниила Хармса, причем, судя по всему, не только его произведения (не самые известные, кстати), но и фрагменты сопутствующих текстов. Видимо, одной из главных в процессе рождения спектакля стала тема познания реальности — того самого окружающего мира, который в сознании познающего превращается в пугающий и распадающийся "мыр".
Художник Павел Семченко, хорошо знакомый по работам в петербургском театре АХЕ, придумал сценический конструктор — набор больших серых павильонов-коробочек, расставленных по сцене. Лишь ближе к финалу они собираются вместе, умещаясь друг в друга, но это кажется единственной головоломкой спектакля, которая имеет внятное решение. А фантастическое путешествие профессора Трубочкина и его альтер эго, мальчика Феди Кочкина (трогательная работа старейшины театра Майи Ивашкевич), в котором находится место и смерти с кремацией и рассыпанием пепла, и арестам, и наваждениям, кончается все-таки ничем, вернее, красивой сценой с распрямляющимися телами и улетающими шариками. Остаются лишь отдельные строки Хармса, за которыми по-прежнему скрываются самые страшные веселья и самые смешные ужасы.