В Центре фотографии имени братьев Люмьер открылась выставка американского фотографа-сюрреалиста Уинна Баллока, недавно окончательно утвержденного в роли классика
Фото: © Bullock Family Photography
Фото: © Bullock Family Photography
Фото: © Bullock Family Photography
Фото: © Bullock Family Photography
Фото: © Bullock Family Photography
Фото: © Bullock Family Photography
У Уинна Баллока есть вполне отчетливое место в истории искусства — один из пионеров американской сюрреалистической фотографии, певец расплывчатостей, эротики чистой формы, океанов в каплях и т.д. Он — довольно верный последователь своего более известного старшего друга Эдварда Уэстона. Правда, у того есть один главный, абсолютно узнаваемый ход: овощ как женщина, женщина как овощ, чистая похоть формы, отделенной от человека. Баллок менее страстен, но гораздо более разнообразен. Древние леса и грандиозные карьеры, младенцы и секвойи, ракушки, яблочки и прочие приятные архетипы. И наоборот — вещи, теряющие облик, материальность в присутствии творца, тонущие в свете (Баллок, помимо прочего, много экспериментировал с техниками проявки).
"Водоемы Пойнт Лобос", 1957 год
Фото: © Bullock Family Photography
В отношении приемов, эстетики Баллок — крайне последовательный сюрреалист (по линии Мана Рея и Майи Дерен), и нельзя сказать, что для 50-х — 60-х, главного его периода, баллоковские кадры выглядят так уж революционно. Важнее другое — он сюрреалист именно американский, все его творчество вписывается в большой американский миф. Об открывающейся заново древности, о первых временах и огромных пространствах, попадающих в оптику современного человека, с его новейшими техническими средствами, и этого человека меняющих, превращающих в животное или в чистый дух, в ребенка и в камень. О дикости, в которую надо впасть и спастись. Когда мы видим фотографии Баллока, в голове моментально выстраивается какой-то ряд с Уолтом Уитменом и Генри Торо, Эндрю Уайетом и Терренсом Маликом, фильмом "Забриски-пойнт" и группой The Doors. Не то чтобы Баллок добавлял для нас что-то радикально новое к этой кажущейся уже немного архивной чувственности. Его странности вызывают скорее узнавание, чем удивление.
В каком-то смысле проблема в том, что его мировая слава немного запоздала. Баллок умер 40 лет назад, но первая его большая посмертная ретроспектива прошла в США только в прошлом году. В Москве его показывают именно в роли только что канонизированного, нового классика. Совсем при этом необязательного, слишком нарочито глубокомысленного и одновременно — слишком хиппового. При этом Баллока конечно же есть за что полюбить. В первую очередь, за то, что в лучших своих вещах он действительно умел смотреть взглядом как бы не совсем человека, испытывая при этом к своим материям — камням, хвощам — какое-то крайне человеческое чувство (то же, что к вечным его потерявшимся девочкам). Точнее всего его было бы назвать заботой.
Уинн Баллок. "Погружение". Центр фотографии имени братьев Люмьер, до 10 мая