14 марта в Москве, за день до своего 78-летия, умер писатель Валентин Распутин.
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
К его неполным восьмидесяти годам хочется прибавить "всего" — он так и не успел побыть стариком и всегда казался моложе. Тем не менее за свою жизнь он успел пережить и двадцатилетие абсолютного признания, и двадцатилетие забвения: и триумф, и катастрофу.
В 70-х, когда вышли все основные тексты Валентина Распутина — и "Прощание с Матерой", и "Живи и помни", и рассказ "Уроки французского", он был одинаково любим и советской властью, и диссидентствующей интеллигенцией. Первая издавала его миллионными тиражами, вторая читала взахлеб, словно чудом разрешенного двойника Солженицына (Солженицын же принял Распутина за своего, вручив ему в 2000-м премию собственного имени за нравственность). В текстах Распутина мерещилась некая деревенская правда о гибели всего, само признание неблагополучия казалось крамолой.
Но никакого бунта здесь никогда не было. Не требовалось всех последующих лет с пламенными письмами за Сталина, чтобы понять, за что Распутину были даны эти миллионные тиражи. Даже не за это "сама виновата", с которым покаянно принимают свою судьбу его герои и героини, даже не за то, что так никогда и не становится живым его тщательно имитирующий деревенский говор язык. Проза Распутина является прекрасным доказательством того, что язык есть власть — не в силах выбраться из-под тяжести советского новояза, она демонстрирует преданность уже самим отсутствием борьбы. Но все это — абсолютно все — перевешивалось его способностью к состраданию.
Вся страна ревела над рассказом "Уроки французского" об учительнице, накормившей гордого и голодного мальчика. Остальные книги Распутина повторяли этот сентиментальный сюжет единения перед лицом беды, отрепетированный войной и военной прозой,— единственный, который воспринимался современниками как одновременно жизнеутверждающий и правдивый. Начиная с самой первой повести, "Деньги для Марии" (1966), в которой муж пытается покрыть недостачу жены-продавщицы, и заканчивая, пожалуй, последним его хитом, "Пожаром" (1985), где враги объединяются для спасения продовольственных складов.
Но сострадания Распутину хватило до Перестройки. Все, что происходило после, воспринималось им как невероятная катастрофа, в которой для его прозы, по сути своей исключительно наивной, совсем не оставалось места. Самая главная его книга XXI века — запись разговоров с Виктором Кожемяко "Эти двадцать убийственных лет". Это, как и любой публичный жест Распутина последних лет,— печальнейшее из свидетельств. Здесь он уже не последний писатель деревни, не советская литературная суперзвезда, а человек, брошенный выживать во времени, ему непонятном и чуждом. Как герои его собственных книг, пытаемые ощущением конца времен.