Отличница полетной подготовки

Наталья Осипова станцевала Жизель в Большом театре

Гастроли балет

Большая сцена Большого театра как нельзя лучше подходит для заоблачных полетов Натальи Осиповой

Фото: Елена Фетисова, Коммерсантъ

На Исторической сцене Большого театра главные роли в балете "Жизель" впервые исполнили principal dancers лондонского Королевского балета Наталья Осипова и Стивен Макрей. Экс-прима Большого станцевала в спектакле родного театра в первый раз после своего нашумевшего ухода из труппы в 2011 году. Рассказывает ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.

После своего громкого расставания с родной труппой (см. "Ъ" от 15 ноября 2011 года) Наталья Осипова уже появлялась на Исторической сцене Большого — но в качестве штатной прима-балерины лондонского Королевского балета. Ее выход на сцену в репертуарном спектакле родного театра — балетоманская сенсация. В прошлые годы Большому не удавалось согласовать с балериной все необходимые детали — мешали самые разные обстоятельства, в том числе и контрактные. В итоге в афише театра появилась внеплановая "Жизель" — спектакль подстроили под график мировой звезды.

В Москву Наталья Осипова приехала со "своим самоваром" в лице лондонского партнера Стивена Макрея — безукоризненного виртуоза, невысокого субтильного рыжеволосого улыбчивого сангвиника, которого, танцуй он в Большом, к роли Альберта наверняка не подпустили бы и на выстрел, сочтя неподходящим по амплуа. Пара танцевала английскую редакцию этого французского романтического балета, которая отличается от русской не столько хореографией (изменения — к худшему — коснулись в основном мужской партии), сколько типом актерской игры, лишенной какой-либо аффектации, естественной до натурализма. И именно эта непривычная, кинематографически интимная манера сценического существования, диктующая иное построение мизансцен, иной эмоциональный строй спектакля и иные взаимоотношения с музыкой, вызвала — возможно, с непривычки — некоторую оторопь.

В основном — первый акт. Поначалу герои вечера явно оробели от огромности сцены: дистанция от домика Жизели до сарайчика, арендованного Альбертом, выглядела чуть ли не марафонской. Однако вскоре опытные артисты освоились: танцем они заполняли все сценическое пространство, актерские же мизансцены играли в интимной близости, избегая крупных жестов и чураясь аффектированной демонстрации чувств. Эти Жизель с Альбертом вели себя так, будто канонические классические па рождались прямо сейчас, сами собой, от избытка эмоций. Их танец мог начаться такта через четыре после музыки, в больших движениях сокращалась амплитуда, превращая их в подобие любовного лепета, техническая виртуозность тщательно маскировалась непрерывным воркованием. Они танцевали друг для друга, игнорируя зал и общаясь с остальными персонажами лишь по сюжетной необходимости. Даже сцену сумасшествия Жизели — ударное актерское соло — любовники переживали вдвоем: Альберт то и дело тряс в объятиях свою Жизель, пытаясь вернуть ей рассудок.

Впрочем, то, что эта девушка не жилец, было ясно с начала спектакля. Тему неизбежной смерти Осипова-актриса акцентировала с первых мизансцен: сердечных приступов у ее Жизели было больше, чем привыкли видеть на российских сценах. В первом же танце с односельчанками она надолго выбивалась из общего рисунка, чтобы на авансцене, замерев и побелев, умерить роковое сердцебиение. Легкомысленный Альберт лишь ненадолго развеивал ее страхи, и тень могилы нависла над пасторальной идиллией задолго до финала акта. От этого два действия "Жизели" — уютное крестьянское и зловещее ночное, с шабашем виллис,— лишились привычного и желанного контраста.

По сути, в этом спектакле настоящая безоглядная страсть настигла героев лишь во втором акте, когда их разлучила смерть. Зловещая атмосфера лесного кладбища освободила любовников от интимности чувств: Альберт, прозрев, словно Онегин на греминском балу, будто заново увидел свою Жизель во всем нездешнем великолепии и влюбился в нее с фатальной неотвратимостью. Превратившаяся же в виллису Жизель освободилась от сословных комплексов, материнской опеки, девичей застенчивости и боролась за жизнь любимого с яростной безоглядностью, не стесняясь ласкать и нежить его в краткие моменты передышек от безумия инфернального танца.

Танцевали же оба совершенно превосходно. Правда, странноватая английская редакция позволила Стивену Макрею блеснуть разве что красотой линий в идеальных кабриолях и потрясающими — четкими, широкими, мужественными — заносками entrechat-six во втором акте. Танец же Натальи Осиповой был ошеломляющим с первого до последнего па. В сравнении с собой прежней новая Осипова являла образец чистоты: ни единой помарки, ни одного неаккуратного окончания па, ни на секунду не брошенная стопа. И при этом — поразительная свобода владения техникой: в первом акте экстремальную диагональ на пуантах она проскакала от кулисы к кулисе с незнакомой московским балеринам стремительностью, продемонстрировав непривычную амплитуду продвижения и усложнив комбинацию поворотом вокруг оси. И проделала все так легко, что зрители так и не поняли, насколько виртуозно это было исполнено, и разразились овацией, лишь когда балерина в бешеном темпе открутила широкий круг гораздо более легких вращений.

Нечеловеческие полеты Жизели-Осиповой во втором акте — это как раз то, чего никто никогда и нигде в мире не сможет воспроизвести. На сей раз они были совсем уж неправдоподобны: гигантская покатая сцена Большого, по размерам не знающая себе равных среди всех исторических сцен мира, позволила балерине летать безоглядно и бесшабашно, не умеряя природный прыжок трезвым расчетом. Дух захватывало от разнообразия этих полетов: пронзающие стрелы шпагатных па-де-ша, печально зависающие под колосниками антраша, нервные трепетания рондов на двухметровой высоте, выкрики гигантских перекидных — изменяя темп, толчок, природу прыжка, Наталья Осипова очерчивала трагедию утраченной любви, не спускаясь с небес на землю.

Ее неземному танцу мешал разве что нелепый низкорослый куст, посаженный Большим театром прямо посреди сцены, метрах в трех от задника. С этим анекдотическим препятствием, водруженным для удобства Мирты, повелительницы виллис, срывающей с него пару цветочков в самом начале действия, пришлось считаться и премьерам, и кордебалету, подстраивавшему свои ряды так, чтобы его обогнуть, и зрителям — из тех, кто понимал, насколько травмоопасным может быть этот чертополох для прыгающей спиной к нему балерины. Хочется верить, что театр это растение все-таки выполет — к следующему приезду Натальи Осиповой. По информации "Ъ", теперь эту редкую птицу Москва будет видеть довольно регулярно: Большой театр предложил ей статус приглашенной звезды и осенью-зимой уже намечены ее выступления в четырех репертуарных спектаклях Большого.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...