Фото: предоставлено Dior
Фото: предоставлено Dior
Фото: предоставлено Dior
Источником вдохновения современных дизайнеров все чаще оказываются предметы искусства, кинофильмы и бесконечные путешествия. Тогда как в предыдущем веке главное влияние на коллекции высокого портновского искусства, haute couture, оказывали больше не сиюминутные увлечения кутюрье или их впечатления от увиденного, а их отношения с клиентами, близкими друзьями и, конечно, женщинами, которыми они восхищались.
У Кристиана Диора, который совершил в конце 1940-х революцию в мире моды, предложив женщинам удобное, но элегантное платье с подчеркнутой талией и легкой пышной юбкой, с силуэтом, чем-то напоминающим колокол, было сразу несколько муз, помогавших ему в той или иной степени создавать поразительно женственные и желанные коллекции. Реймонда Зенмакер была управляющей творческой студией Диора, Маргарита Карре — главной в ателье, а Митца Брикар — дизайнером шляпок и стилистом каждого образа модельера, появлявшегося на показах перед взыскательной публикой. Последняя, пожалуй, оказывала самое явное влияние не только на сами коллекции, но и на всю жизнь Диора. Она прежде всего женщина-загадка. Про нее известно не так много, а все, что известно, больше похоже на миф. Тем не менее она осталась не только в воспоминаниях Диора, но и в многочисленных фотографиях. Ее влияние отчетливо прослеживается в каждой коллекции дизайнера.
Ее отец был австрийцем, мать — англичанкой, но родилась и выросла она в Париже. Митцу преследовали легенды: поговаривали, что она встречается с принцами и обожает миллионеров, вспоминали ее детство в Румынии и Англии, но большая часть из того, о чем рассказывали, так и не нашла никакого документального подтверждения. Зато доподлинно известно о повседневной жизни мадам Брикар середины прошлого столетия, когда та работала с модным домом Диора. Все вокруг знали, что Митцу можно застать только в трех местах в Париже: дома, в "Ритце" или у Диора. Она не снимала тюрбан или шляпку и туфли на шпильке и никогда не расставалась с парой ниток жемчуга. На авеню Монтень, где располагалось ателье Диора, раньше полудня, а скорее часов двух, ее никто и никогда не видел. По свидетельствам современников, она появлялась будто из ниоткуда, всегда шикарно одетая, непременно надушенная тяжелым, вечерним, почти по-животному сильным ароматом. Она не снимала леопардовый шарф с запястья (говорят, скрывала шрам) и так любила все пятнистой расцветки, что сезон за сезоном умудрялась внедрять этот анималистичный принт в коллекции Кристиана Диора. Когда злые языки пытались их рассорить, дизайнер отвечал, что не отдаст ее никакому другому модному дому. Он попросту не мог без нее, без ее жизненной энергии, без умения с легкостью преобразовывать подручные материалы в аксессуары высокого стиля. Несколько соломинок и кусок ткани с ее легкой руки могли превратиться в шляпку, отрез легкой газовой ткани — в шарф, небрежно повязанный вокруг шеи, даже собачий ошейник в ее руках становился колье. Во всех этих превращениях не было никакой надуманности или натянутости. Это в ней и ценил Диор. Она была его рекламой, рекламой его творений, настоящим, как ее называли, "музеем Диора". В Митце Диора вдохновляла и истинная женственность. Как-то бизнесмен Стенли Маркус решил отблагодарить ее за сделанное одолжение. И на вопрос о том, есть ли у Митцы любимый флорист в Париже, получил вполне брикаровский ответ: "Конечно. Cartier".