В Музее архитектуры продолжается программа формирования коллекции современной архитектуры. После трагической "Катыни" Михаила Хазанова музей решил принять в коллекцию нечто противоположное. Противоположностью оказалась исключительно веселая школа Андрея Чернихова на улице Кашенкин Луг. Мотивация веселья в том, что эта школа — для аутистов.
Школа для аутичных детей — известное среди профессионалов сооружение. В сентябре ее открывал Юрий Лужков, а в начале нынешнего года в неблизком заснеженном 19-м павильоне Сокольнического парка Андрей Чернихов был за это произведение удостоен звания "Лучший дизайнер года" на выставке "Дизайн-2000". После чего его выдвинули на Госпремию и есть основания думать, что через месяц он ее получит. Почести и регалии архитектором заслужены. Школа действительно производит сильное впечатление.
Улица Кашенкин Луг, где она расположена, не потрясает архитектурными излишествами. Честно сказать, она производит впечатление совершенной безнадежности. Это такая архитектурная ситуация, когда кажется, что мир полностью замкнут убогими пятиэтажками, отделением милиции, видом своим ясно намекающим на нежелательность встреч с законом, и длинным бетонным забором со свалкой за ним. И никакого выхода из этого замкнутого мира нет.
Чернихову достался типовой элемент этого архитектурного ансамбля — местное здание школы. В результате получилось самое отвязанное здание русской архитектурной деконструкции. Фантастически яркое и цветное. Ни одной прямой стены, ни одного прямоугольного окна. Гуляющие карнизы, разлетающиеся колонны, яркие смешные рисунки на стенах. Если разделять эту эстетику, то нельзя не восхититься ее последовательностью. Как будто не настоящий домик, а мультяшный. Диснеевский.
В этой истории три составляющих: дети, архитектор и городские власти. Когда смотришь на это здание, то первым делом задаешься вопросом о том, как же Юрий Лужков, лично патронировавший проект, это пропустил. Для него архитектура — всегда так серьезно, а настроение постройки Чернихова можно обозначить не просто как исключительную веселость, а как воинственную беззаботность.
Причина — в аутичных детях. Можно представить себе, как архитектор убеждал московские власти принять именно этот проект. "Это ведь, знаете, для детей.— Вы тут кого растить собрались, москвичей или хулиганов? — Это совсем необычные дети. Это, знаете, аутисты. Они талантливые, но они живут в своем мире, и совсем не хотят из него выходить...— Совсем? — Да, знаете, ничего не хотят знать про наш мир...— И про нас — тоже ничего? — Про всех, знаете. Совершенно замкнуты в себе.— Да, беда... А это вот, что вы тут принесли-то, оно поможет? — Вот американские психологи утверждают... Наши подтверждают... Должно помочь.— Понятно. Ну что ж... Кашенкин Луг — там не видно. Давайте строить".
Ход действительно кажется убедительным. Вот есть детский мир. Дети много рисуют, и все у них там скачет, пляшет, все очень яркое и цветное. А кругом так серовато, типовые дома, свалка, отделение милиции — одно слово, Кашенкин Луг. Я бы на месте ребенка тоже в этот мир не стремился. Нечего тут ловить. И эта простая мысль понятна любому чиновнику, который ведь тоже когда-то был ребенком, а теперь вот как все обернулось. Собственно то, что нарисовал Андрей Чернихов — это вид пятиэтажки как если бы ее нарисовали дети. И замысел его предельно понятен: создать такое место, которое ребенок ощутил бы не чужим и враждебным, а продолжением себя. Школа не то чтобы вводит ребенка в наш мир — она просто заставляет этот мир потесниться и расширяет детский.
Но если бы все было только так, то это было бы не произведение архитектуры, а медицинский инструмент. На самом деле, стоит посмотреть на здание, и становится понятно, сколько в него архитектор вложил именно себя, своей свободы, своего переживания счастья. Эта вещь органична не только по своей функции. Она исключительно органично вырастает из сознания постсоветского архитектора. Потому что жил себе этот архитектор и строил типовые дома. И внутри себя все время лелеял одну мысль — послать все это куда подальше, и взорвать аутичный мир спального района чем-то таким абсолютно отвязанным и хулиганским. Что и произошло.
В каком-то смысле все советские архитекторы жили в состоянии аутизма. Появление этой архитектуры — факт столь же художественный, сколь и социальный. В школе у меня был учитель физкультуры, изверг и садист, и спасения от него не было никакого. Всех хоть сколько-нибудь талантливых детей он мордовал до полной потери интереса к окружающему миру, и учителя по другим предметам, которым нужны были дети для побед на олимпиадах, разглядев кандидата, сразу вызывали родителей и требовали добыть медицинскую справку, освобождающую от физкультуры. Это наш российский способ выращивания необычного, и он универсален. У нас, как выясняется, может возникнуть необычная интересная архитектура. Но по медицинской справке. Это ценное ноу-хау вполне может пригодиться и потомкам, и потому в высшей степени разумно сохранить его в музее.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН