миллионов часов. Антизабастовочное законодательство, принятое в срочном
порядке Верховным Советом, Воркута и Кузбасс встретили новыми, теперь уже
политическими, забастовками. Оказалось, что нормы этого закона невозможно
применить, не нарушая сам закон.
Кто, с какими целями и с каким результатом будет бастовать в ближайшее
время? Вопрос не праздный, поскольку от ответа зависит слишком много -
массовые забастовки стали реалиями нашей жизни.
Можно утверждать, что постепенно на убыль пойдут забастовки как форма
национального протеста. Однако дело тут вовсе не в Законе о трудовых спорах
и конфликтах. Такие забастовки имеют смысл до тех пор, пока верховным
собственником остается центр, государство в лице высшего руководства. Ведь
забастовки для того и нужны, чтобы нанести собственнику ущерб и тем самым
побудить его к переменам.
Теперь же, по оценке Леонида Абалкина, 70 % промышленности перейдет во
владение республик и местных Советов. Вновь избранные депутаты скорее всего
попытаются изъять у центр" еще больше собственности. После раздела союзного
имущества новые хозяева - власти на местах - сделают все, чтобы укротить
национальный пафос.
Конечно, процессы, подобные закавказским или молдавским, еще наверняка
проявят себя на Украине, в Восточном Казахстане, Башкирии и Татарии, Однако
все же другие, не национальные чувства заставят миллионы людей покинуть
рабочие места.
Имя этой злой силы - экономическая необходимость.
Вице-премьер Леонид Абалкин с кремлевской трибуны как-то обронил, что,
дескать, мы живем так, как работаем. Мысль сама по себе не новая. Покойный
Леонид Брежнев часто прибегал к этой же формулировке. Увы, сегодня
очевидно, что неправы оба: как бы плохо мы, не работали, живем мы еще хуже.
И статистика это подтверждает. Развитой экономике, как известно,
свойственна пропорциональность. Эти пропорции складываются объективно, с
железной закономерностью. Не углубляясь в дебри политэкономии, зафиксируем,
что рыночная стоимость совокупного работника определяется его долей во
вновь созданном общественном богатстве. Доля, причитающаяся наемным
работникам в нашей стране - самая низкая в промышленном мире: 36,6 % (1985
г.), почти вдвое меньше, чем, например, в США. По данным Госкомстата СССР,
за 2 годы перестройки эта доля поднялась до 44 процентов, Поверим
официальной цифре. Но достаточно ли такого роста, чтобы обеспечить
эффективную работу и главное - социальный мир? Скорее всего нет. И чем
больше советский работник будет узнавать о внешнем мире, тем острее он
будет ощущать свою обделенность. Да и как иначе, если, произведя продукции
на рубль, наш металлург получает 9 копеек, а его западный коллега - 55
центов из доллара. Советский автомобилестроитель "стоит" 12 копеек из
каждого рубля стоимости автомобиля, канадский же - 60-70 центов. ... В
России чем ближе экономика была к рыночной, тем дороже стоил совокупный
работник. В 1908 г. доля общего фонда зарплаты в созданном национальном
доходе составила 54,8%. В последний год нэпа, в 1928 г., - 58,1%. "Великий
перелом" понизил его цену более чем вдвое - до 26% в 1931 г.. Только к 1950
г. этот показатель достиг одной трети - 33,4%. Отсюда вывод - Пока наши
работники не отвоюют оставшуюся треть национального продукта,
причитающегося им "по закону", - забастовки неизбежны, ибо экономически
необходимы. Ни чрезвычайные меры по финансовому оздоровлению и попытки
заморозить заработную плату, ни антизабастовочные законы уже не остановят
это половодье. Перед глазами у всех - эффективность шахтерских забастовок.
Значит ли это, что нас ждут поголовные забастовки всех отрядов трудящихся?
Отнюдь. Бастовать смогут только те, кто уверен, что его голос услышат. Ни
численность трудового коллектива, ни луженость глоток здесь роли не играют.
Все будет определять рыночный статус бастующих и тот материальный ущерб,
который смогут нанести собственникам забастовки.
Если верить официальной статистике, то угледобыча, например, убыточна.
Отрасль - на дотации. Нефтяники еле-еле сводят концы с концами. Зато
машиностроительные министерства сверхприбыльны. Тем не менее
отцы-законодатели запрещают бастовать работникам базовых отраслей и
оставляют это право машиностроителям. Казалось бы, где логика?
Логика, однако, четкая. Забастовки - это суровая реальность. И в кривое
зеркало госстатистики при столкновении с реальностью никто не смотрит. В
действительности основной прибавочный продукт страны производится сегодня
как раз в базовых отраслях - нефте-, газо - и угледобыче. Все остальные
отрасли (кроме также дотируемого агропрома), проедают больше, чем
вкладывают в общесоюзный котел. Забастовки комбайностроителей или всех
оборонных предприятий вместе взятых только облегчили бы положение
экономики. Именно поэтому не будут машиностроители бастовать в защиту своих
экономических прав. Разве что ВАЗ, АЗЛК или Запорожский автозавод, играя на
конъюнктуре рынка, могли бы добиться чего-то, остановив конвейер.
Смогут - и успешно - бастовать энергетики и железнодорожники, От них
зависят системы жизнеобеспечения экономики, их продукция и услуги -
реальная ценность. На металлургических предприятиях вероятность забастовок
значительно меньше, хотя условия труда там не лучше, чем в забоях. Почему?
Да потому, что в стране - перепроизводство металла. В случае нужды
промышленность могла бы на одних только запасах продержаться несколько
месяцев, а то и год. Смогут ли столько продержаться бастующие металлурги?
Вряд ли. Судя по опыту самой длительной на сегодня воркутинской стачки,
существует определенный предел забастовочной стойкости, за которым
забастовка начинает разрушительно действовать на самих работников. Из
орудия борьбы, торга о цене рабочей силы она превращается в принципиальное
противостояние, идеологизируется и политизируется. Но не становится от
этого более успешной...
Структурные диспропорции в экономике, искусственно заниженные пены на
рабочую силу позволили создать и содержать не только грандиозный
бюрократический аппарат, но и целые отрасли народного хозяйства. Стоит
начать исправляться одной из диспропорций - в цене совокупного работника,
как это немедленно сказывается на других диспропорциях. Начинается
структурная ломка экономики. Нежизнеспособные с точки зрения рынка
предприятия и отрасли должны будут уйти со сцены. Численность наемных
работников резко упадет. Совокупный работник, образно говоря, усохнет до
размеров своей рыночной одежды.
Будут ли бастовать и смогут ли добиваться успеха работники этих обреченных
отраслей и предприятий? Ответ однозначен: бастовать они будут. Вернее,
пытаться бастовать, и скорее всего безуспешно. Но вот бунтовать - смогут.
Вот почему сообщения о новых забастовочных волнах не вызывают особого
энтузиазма.
Да, сами по себе забастовки - мощное средство структурных преобразований
экономики. Без этих преобразований нам не выжить. Но, вызванные победами
забастовщиков, волны социальных потрясений способны покончить с экономикой,
увы, еще раньше.
Забастовка - это открытая и коллективная форма протеста. Мы же привыкли
протестовать пассивно, "голосуя ногами". Примером тому служит массовый
исход крестьянства в города.
Забастовки стали возможны вследствие либерализации политического режима.
Этот же процесс либерализации приоткрыл железный занавес наших границ. И
здесь возникает еще одна существенная проблема - массовый исход за рубеж
квалифицированных работников - научной и технической интеллигенции. Туда,
где им дадут их настоящую цену.
---