В Международный день памяти жертв холокоста в Еврейском музее и центре толерантности открылась выставка бельгийского художника ЯНА ВАНРИТА "Теряя лицо". Художник лично представил экспозицию и ответил на вопросы ЕЛЕНЫ КРАВЦУН.
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
— Ваши родные были участниками движения Сопротивления, они были арестованы и сосланы в лагеря. Ваш проект, как я понимаю, это не только память о трагическом изгнании, но и своего рода рефлексия. О чем рефлексировали лично вы?
— Действительно, эта серия работ началась с истории моей семьи. Однако потом, а это было несколько лет назад, я узнал, что существует архив с огромным количеством фотографий депортированных узников. Ведь бельгийцы во время Второй мировой войны помогали немцам, принимали участие в становлении антисемитской политики. Неподалеку от Мехелена (франц.— Малин) существовал сборный лагерь Доссин, откуда несчастных узников депортировали на восток в лагеря смерти, в основном в Освенцим. Наткнувшись на архив, я понял, что это крайне интересный материал для меня, и начал серию работ, посвященных этому историческому факту.
Я захотел оживить людей с фотографий посредством живописи, это моя дань памяти жертвам холокоста. Впервые я показал проект "Теряя лицо" в 2013 году в Музее холокоста и прав человека, открывшемся в бельгийском городе Мехелен близ лагеря "Казармы Доссин". И я совсем не ожидал, что эта тема, эта выставка найдет такой мощный отклик в сердцах моих соотечественников и в СМИ. Оказалось, что для многих бельгийцев история лагеря Доссин была неизвестной.
— Вы известны как основатель нарративной живописи. В какое повествование, рассказ складывается ваша экспозиция из 40 картин?
— Это история о репрессиях и депортации. Мне неинтересно просто что-то рисовать, для меня важно содержание, возможно, из-за того, что я еще и много лет сочиняю стихи. Когда я работал над этими картинами, я также хотел высказаться о мире сегодня.
— Если говорить о мире сегодня, как вы относитесь к нынешним заявлениям некоторых политиков о том, кто и как на самом деле освобождал Освенцим, например?
— Сегодня мы снова оказались в мире, где пропаганда играет огромную роль в медийном пространстве. Я лично знаю, что моя мама и ее сокамерники в концентрационном лагере мечтали о том дне, когда их освободит Советская армия.
— По какому принципу вы создавали свои картины, вдохновленные архивными фотографиями, пытались ли сохранить портретное сходство или намеренно уходили от оригинала? Узнавали ли вы истории этих людей?
— Никаких биографических данных о героях моих портретов у меня, к сожалению, не было. Я просто брал черно-белые фотографии. Их делали, когда узники только поступали в лагерь и на них в полиции заводили личное дело. И я маслом на холсте с помощью цвета пытался передать личную трагедию каждого. Я начинал интерпретировать то, что было заложено в чертах конкретного человека, его характер, его боль. Когда ты видишь фотографию и точно знаешь, при каких обстоятельствах этот человек умер, уже не можешь отделаться от мысли, каким бы было будущее, если бы все эти люди остались в живых. Я дал новую жизнь этим людям через свои портреты.