В Большом зале консерватории, в рамках Дней культуры республики Польша состоялся авторский концерт Кшиштофа Пендерецкого (Krzysztof Penderezky). Под управлением автора прозвучали Te Deum (1979-1980) и "Метаморфозы" (Второй скрипичный концерт, 1992-1995).
Для участия в Днях польской культуры Кшиштоф Пендерецкий приехал по приглашению Минкульта. Его визит максимально раскрутил статус протокольной акции дружбы. В лице Пендерецкого мы получили общение не просто с главным польским композитором, а с человеком, всемирно признанным в качестве живого классика. Сам пан Пендерецкий внешне и внутренне этой роли соответствует. Он собран, строг и именно что классичен. Начинавший авангардистом, ныне он исповедует общегуманистические ценности. Один из первых польских радикалов, признанных Западом, теперь он выступает пропагандистом таких принципиальных категорий, как христианство, классицизм и, конечно, социальная значимость художника.
Адепты композитора считают его всемирным Кербелем, скептики — польским Церетели. Настоящий талант Пендерецкого — в неподражаемом искусстве смысловых компиляций. При минимуме собственных сертифицированных открытий, он достиг максимума, сочетая все, на чем стоит европейская музыка XIX-XX веков. Вагнеровская монументальность, малеровский космизм, надрыв Шостаковича, вспыльчивость Прокофьева. Все это хорошо промешано и работает на современное реноме Пендерецкого-мыслителя, Пендерецкого-академиста, чья паства — выше конфессий и государственных границ.
Два прозвучавших в Москве сочинения — Te Deum (для оркестра, смешанного хора и солистов), написанный по случаю избрания папой кардинала Войтылы, и скрипичный концерт (солировал Григорий Жислин) — наглядно продемонстрировали картину мумификации авторского стиля. Оба сочинения — о кресте и о тяжести жизненного бремени. Оба выдержаны в мрачной гамме рембрандтовских красок. Но если в Te Deum эти краски еще живы, то в "Метаморфозах" они уже высохли и поблекли. Te Deum — это пламенеющая готика, каноническая латынь и апокалиптический пафос. "Метаморфозы" — километры резинового симфонического мейнстрима, лишь иллюстрирующего, как написали бы в советские времена "напряженный внутренний монолог".
Действительно, классик Пендерецкий — не из тех, кто искренне распинает себя в каждом опусе. Свое живое чувство он уже лет тридцать компенсирует отменно профессиональными копиями одной и той же идеи — "потерянного рая". Надо сказать, такой апокалиптический глобализм все равно действует безотказно. Раздавленные претенциозным глубокомыслием, некоторые слушатели пожирают в антракте валидол. Зато потом, выйдя на улицу, облегченно говорят совсем о другом — нежной майской листве, теплом ветре и свете заходящего солнца.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ