"После войны. 1945-1956" — вторая в серии выставок ученических работ студентов Академии художеств разных лет — привлекает прежде всего экспозиционным дизайном. Радикальной трансформации давно знакомых залов удивлялся ПАВЕЛ ГЕРАСИМЕНКО.
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Выставка "После войны" — вторая из задуманных Семеном Михайловским, пришедшим на должность ректора Академии художеств в 2010 году. Именно он решил достать из методического фонда учебного заведения хранящиеся там курсовые и дипломные работы, раскатать с валов живопись и вынести архитектурную и станковую графику в залы. Первой была выставка "Советский неореализм", открытая в конце 2012 года и посвященная времени оттепели. Третья, как обещается, будет охватывать условный период — от Репина до авангарда. Весь проект делается совместно с известными петербургскими дизайнерами Андреем Шелютто и Ириной Чекмаревой.
От парадных залов Академии художеств эта выставка неотделима. Прежде всего изменена их привычная последовательность, так что зритель входит сразу в Рафаэлевский зал. В своей идее экспозиции Михайловский оттолкнулся от изображения с акварели XIX века: на ней вдоль стен расставлены античные статуи. На нынешней выставке слепки видны сквозь прорези в фальшстенах, которые по-советски покрашены в два цвета, а огромный объем залов уменьшен подвесным потолком так, что на передний план в перекроенном пространстве выступает коммунальное. Посередине центрального конференц-зала, обычно занятого мебелью, становится понятно, что стены академии не подвергались подобной радикальной трансформации, пожалуй, с 1919 года, когда Татлин строил здесь "Башню III Интернационала": в сумрачную окружность с аллегорическим плафоном Шебуева вписан куб с гранями алого цвета.
Центр патетического алого пространства с послевоенной архитектурной графикой занимает Ника Самофракийская, и выход в сплошь выкрашенную черным комнатку шириной в одно окно замечаешь не сразу. Здесь — место личного, больше похожее на чулан, где хранятся память, военные фотографии и елочные игрушки между устланными ватным снегом рамами, среди которых есть картонная Спасская башня с покосившимся шпилем. Придуманная Михайловским и Шелютто выставочная архитектура абсолютно современна, а весь проект можно поставить вровень с выставкой Бориса Гройса и Зельфиры Трегуловой "Коммунизм. Фабрика мечты" в франкфуртском Ширн-Кунстхалле в 2003 году.
Суть академической школы — в постановках, одна от другой отличается только драпировками: военный бушлат тут легко заменяется рабочей спецовкой, а пальто горожанки — крестьянским платьем. Студент пять лет решает исключительно формальные задачи в замкнутом мире, который только делает вид, что имеет отношение к реальности. Закомпоновать ученические работы рядом с почтенными гипсами в одно экспозиционное целое оказалось увлекательной кураторской задачей, решенной даже с юмором: иногда без соседства с антиками не догадаешься, что послужило источником трудившемуся над картиной студенту.
В качестве образцов искусства большинство произведений на выставке вряд ли могут выдержать критику. Высоко оценивать живописные качества работ, притом что многие выполнены с умением, было бы позитивизмом, а принимать некоторую расхристанность живописи за проявление у начинающих художников своей манеры — опрометчивостью. Всех их объединяет дозволенный в ученических работах этюдизм. К концу обучения в академии он изводился окончательно, поскольку злейший враг советского искусства — формализм — таился в свободных цветовых пятнах, так что дипломированные выпускники в дальнейшем производили конвенциональную соцреалистическую гладкопись. Встречающиеся в работах любопытные детали сейчас можно отнести к социологии или антропологии, например, буржуазность типажей, которая отчетливо проявляется в портретном жанре на рубеже 1950-х.
Гораздо важнее то, что выставка ставит по-прежнему актуальный вопрос отношения к наследию и предлагает свой ответ. Подобная экспозиция способна существовать только в залах Санкт-Петербургской академии художеств, и дело не только (и не столько) в инсталляционном решении. Разумеется, только здесь богиня Ника может быть устремлена к выходящему на Неву окну, а сквозь него — и к Медному всаднику на другой стороне реки. Но вместе с тем где еще в наше время масса студентов копирует на холст обнаженную натуру или годами воспроизводит блеск зрачка модели? Выставка невольно служит доказательством очевидной истины: любой, кто захочет реформировать Академию художеств, должен обладать развитым историческим сознанием. Единственный инструмент и оружие, с которым можно подходить к этому анахроничному монстру, — чувство связности времени и понимание собственной причастности.