Жемчужная хмарь

Владимир Вейсберг в фонде In Artibus

Выставка живопись

Владелица газеты The Art Newspaper Инна Баженова открыла в Москве выставочную площадку своего фонда In Artibus. Первой выставкой стала ретроспектива одного из самых популярных художников-нонконформистов 1970-х. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.

Поздняя живопись Владимира Вейсберга по своим физическим свойствам напоминает хорошо обработанный жемчуг. Если смотреть на камень вблизи, он выглядит мутным и плоским. Объем, блеск, игра света видны только на определенном расстоянии и при правильном освещении. В этом сходстве холстов Вейсберга с драгоценностями заключается, пожалуй, половина его привлекательности для зрителей и коллекционеров. А все аспекты его творчества и метода, когда-то казавшиеся фрондерскими по отношению к политической конъюнктуре соцреализма и языковым исследованиям концептуальной школы, ныне уже стерлись вместе с баталиями тех лет. Осталась только видимость, и видимость эта вполне товарная. Работы Вейсберга выглядят очень коммерческими по духу, если не по цифре. Аукционных рекордов за ним не числится, в рейтинги самых дорогих он не попадает. Тем не менее любовь к патине, гипсовой античности и запредельным туманам делает его чрезвычайно созвучным молодому российскому капитализму.

Вейсберг начинал с обучения у умеренного крыла бубнововалетцев — ходил к Илье Машкову и Александру Осьмеркину. Самая ранняя работа на выставке — городской пейзаж с аэростатом 1944 года, еще явно ученический, несбалансированный по цвету и норовящий кануть в болото фузы. С начала 1950-х Вейсберг пишет четкие и чрезвычайно изобретательные по цвету вещи, из которых на выставке особенно выделяются "Венера и кактус" (1957) и портрет дочери второстепенного советского писателя Юрия Либединского Маши. В те годы советским художникам на волне оттепели вдруг захотелось заново пройти дорогами французского искусства конца XIX--начала XX века и поучаствовать в давно законченных спорах о форме и истине. Оттуда и встречающиеся в старых статьях о Вейсберге пассажи типа "художник понял, что Сезанн ошибся": после Международного фестиваля молодежи и студентов и речи Хрущева на ХХ съезде творцы чувствовали силы и способности перевернуть мир, конкурировать с прошлым и исправить досадные ошибки в старых схемах живописного абсолюта.

Сам Вейсберг, как и близкий ему по духу Дмитрий Краснопевцев, нашел способ зависнуть в вечности после краткого периода экспериментов с натюрмортами близких по тону вещей (на выставке в In Artibus есть, например, "Натюрморт с нейлоновым шарфом" 1960 года). С 1970-х Вейсберг полностью уходит в конструкции из геометрических фигур и гипсовых Венер, крайне статичные портреты и натюрморты, похожие на репортаж с мест возгорания торфяников. Почти у всех портретируемых глаза прикрыты, что сближает их с традицией посмертной постановочной фотографии в Европе XIX века. Нет сомнения в том, что Вейсберг с Краснопевцевым (и некоторые другие не столь известные авторы) нашли ту самую струну, на которой играет просветленный из восточной притчи. С художественной точки зрения задача интересная: найти баланс и отменить критерии качества, сделав каждую работу вариацией на конечный ряд параметров. Это действительно похоже на добычу жемчуга. Иногда Вейсбергу под влиянием настроения и обстоятельств попадался крупный яркий камень, иногда — похуже, но принцип везде один и тот же. Может, однако, показаться, что развитие Вейсберга консервативно, а вещи застыли в неопределенном прошлом, относительно которого так легко испытывать поверхностную меланхолию. Для тех, кто к меланхолии не склонен, возвращение к ранним вещам от поздних будет чем-то вроде удаления катаракты: мир, который художник лишил красок, вдруг вернул себе полноту ощущений.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...