Гастроли поп
Фото: Reuters
Сегодня в Москве в Crocus City Hall выступит бельгийский певец руандийского происхождения Стромай, один из самых востребованных поп-музыкантов континентальной Европы. Он лучший бельгийский музыкант по версии MTV Europe и самый продаваемый артист стран Бенилюкса. Клипы на его канале в YouTube набрали около полумиллиарда просмотров. Перед приездом в Москву СТРОМАЙ поговорил с БОРИСОМ БАРАБАНОВЫМ по-английски о том, что петь по-английски необязательно, и о том, зачем скромному парню в рубашке с неизменной бабочкой большие стадионы и фестивальные арены.
— Вы ведь уже были в Москве раньше?
— Да, но я впервые здесь с настоящим большим шоу, больше двух часов. До этого мы здесь, кажется, играли только в клубе и на каком-то фестивале.
— Это были времена альбома "Cheese" (2010) и шлягера "Alors On Dance". Можно ли сказать, что сейчас к нам приехал совершенно новый Стромай?
— Ну, нынешний точно старше. Думаю, я повзрослел не только по паспорту, но и внутренне. Надеюсь, это изменения в лучшую сторону. Если же сравнивать альбомы, то "Cheese" я писал, полагаясь только на свои силы, и меня это устраивало. То есть я пытался найти партнеров, но в итоге понял, что то, что я хочу, я могу сделать только сам. В "Racine Carree" (2013) у меня появились компаньоны — например, Орельсан или Тома Азье. Также в записи приняли участие музыканты из ансамбля Сезарии Эворы. Такой замечательный опыт у меня был впервые.
— Я спрашиваю, изменились ли вы, потому что точно изменилась ваша публика. Это уже не только тинейджеры, которые загружали на телефоны "Alors On Dance".
— Здесь многое зависит от языка. В франкофонных странах, где люди понимали тексты, к первому альбому тоже относились не только как к такой веселой танцевальной штуке. В остальном мире, конечно, в первую очередь меня воспринимали как парня, который поет "Alors On Dance". Это немного не соответствовало реальному положению вещей. Но знаете, что для меня важно? Поп-публика и снобы принимают меня совершенно одинаково. Когда пресса обратила на нас внимание, вы могли найти интервью со мной и в бульварной прессе, и в журналах, следящих за трендами. Я не ориентируюсь ни на возраст моей аудитории, ни на цвет кожи, ни на язык. Кто я такой, чтобы выстраивать этот "маркетинг"? Я никогда не скажу: вы слишком стары для моей музыки или я не какая-нибудь там попса. И это сработало, к счастью.
— Особенно интересно наблюдать, с каким восторгом пишут о вас британские журналы, очень сильно сфокусированные обычно на своей родной музыке. Вы какое-то исключение из правил или это мир вообще меняется?
— Конечно, универсальным языком популярной музыки является английский, с этим спорить никто не будет. Но различия в культуре не менее важны, чем общее. Нам обязательно нужно слушать разные языки. Если мы в Бельгии слушаем русскую музыку, мне кажется, нам важно услышать и русский язык тоже. Не буду скрывать, конечно, в моей жизни были моменты, когда мне говорили: "Если тебе нужен американский рынок, ты должен петь по-английски" или что-то такое. Я всегда отказываюсь. Говоря на своем языке, я не вру сам себе, я наиболее искренен. Вы можете быть в этом уверены. Не знаю, может быть, пройдет десять лет, и я все же решусь запеть по-английски. Но пока — нет.
— К счастью, ваши клипы помогают понимать, о чем вы поете. И они все очень разные. Вы всегда работаете с одной и той же командой?
— Вы правы, мы стараемся прежде всего удивлять самих себя. Скажем так, с каждым режиссером я снимаю по крайней мере два ролика. "Tous Les Memes" и "Ave Cesaria" мы сняли с Генри Скофилдом, "Papaoutai" и "Peace Or Violence" — с Рафом Рейнтьеном. Мы успеваем создать свой мир, рассказать несколько историй. Например, идея снять ролик в стиле старых VHS-кассет из домашних архивов у нас с моим братом была давно, она ждала своего часа — и вот получился клип "Ave Cesaria". Он очень далек от стандартов качества, но это что-то, что встряхнуло нас самих, что-то очень искреннее.
— Прошедшим летом вы много выступали на фестивалях под открытым небом, вас можно было видеть и среди панк-групп, и на больших электронных событиях. Как вы с вашей склонностью к театральным перевоплощениям, к нюансам чувствовали себя перед этими толпами?
— Мы решили наконец-то понять, кто же те люди, которые нас слушают. То есть я уже догадывался, что люди хорошо изучили мое лицо. А вот как выглядят они, для меня было загадкой. Мы не придумали ничего лучше, чем пойти к ним навстречу. Может быть, это громко звучит, но все эти живые выступления в поддержку альбома "Racine Carree", которых было больше ста, дали нам возможность понять, кто мы такие, что мы вообще здесь делаем. Но то шоу, которое мы везем в Москву, больше похоже на кабаре. Это не stand-up-comedy и не диджейское шоу, это что-то совсем отдельное. Развлечение, но не только. Там есть где посмеяться и есть где поплакать.