Завершившийся в Амстердаме фестиваль документального кино IDFA (см. "Ъ" от 26 ноября) пользуется репутацией радикального смотра, не боящегося острых и провокативных тем. В то же время не раз приходилось слышать, что IDFA следует за политическим мейнстримом и свято блюдет неписаные правила политкорректности. Чтобы разобраться в этом вопросе, я решил посмотреть два фильма из фестивальной программы. Один связан с деятельностью спецслужб и тем, как добытые ими, часто весьма сомнительные данные используются в большой военно-политической игре. Другой касается роли националистов-радикалов в украинской истории — сюжета, актуализированного в сегодняшних информационных войнах.
Фото: Григорий Собченко, Коммерсантъ
Название первого фильма можно было бы перевести "Война лжей", если бы слово "ложь" позволяло по-русски множественное число. Поэтому остановимся на варианте "Лживая война", что тоже вполне передает месседж картины, снятой немецким режиссером Маттиасом Биттнером. Ее главный персонаж — некий Рафид Ахмед Альван аль-Джанаби — в 1999 году покинул родной Ирак и добрался до Кельна. В лагере для беженцев он сочинил бумагу на имя властей, представившись инженером-химиком, работавшим в иракском военном комплексе. Это, ясное дело, заинтересовало немецкие спецслужбы. Агент внешней разведки (BND) сблизился с аль-Джанаби и даже, по словам последнего, сообщил ему, что "они" планируют свергнуть Саддама Хусейна. Это прозвучало музыкой для ушей иракского политэмигранта, и он, дабы еще выше поднять градус энтузиазма службистов, нарисовал план завода, где Саддам якобы производил оружие массового поражения.
Осведомителю было присвоено агентурное имя, но больше ничего интересного аль-Джанаби сообщить не смог, и о нем благополучно забыли. Зато после событий 11 сентября 2001 года его файл был извлечен из архива и отправлен американским и британским спецслужбам. На основе этой непроверенной информации из категории "одна бабка сказала" в 2003-м президент Буш отдал приказ о вторжении в Ирак. Сегодня достаточно посмотреть и послушать записанное для фильма интервью с аль-Джанаби, чтобы с содроганием убедиться, на каком зыбком фундаменте строится большая политика. К слову сказать, вы представляете российский документальный фильм, анализирующий решение высшего руководства страны как геополитическую ошибку? Или у наших ошибок не бывает?
Вторая картина, раздвигающая рамки политкорректности, называется "Друг мой, враг мой", ее сняла режиссер Ванда Косця к знаменательной трагической дате — 70-летию волынской резни. Группа поляков старшего поколения, некогда переживших эти страшные события, приезжает на Волынь, в давно покинутые родные места, и встречается со своими бывшими соседями-украинцами. Кто они все же полякам — враги или друзья? В основном это хорошие, добрые люди, говорящие на смеси украинского, польского и русского: документальная камера, снимающая их крупным планом, не дает в этом усомниться. Они тепло встречают гостей и с горечью вспоминают, как украинско-польское добрососедство было нарушено в дни Второй мировой войны вторжением адского зла. За короткое время были разгромлены польские деревни, с изощренной жестокостью истреблены десятки тысяч мирных жителей. Герои фильма дают определение этому злу — бандеровцы (или "наши хлопцы"), которые появились неведомо откуда, говорили с гуцульским акцентом, употребляли специфические бранные слова, сроду здесь неслыханные. По словам одного из свидетелей, вместо того чтобы воевать за свободную Украину c немецкими или советскими войсками, националисты выбрали самый простой путь — убивать безоружных женщин и детей в польских деревнях. Делали они это не без помощи местного населения.
Конечно, в действительности все выглядело несколько сложнее, и фильм дает возможность это почувствовать. Но общий механизм эскалации насилия прост: он был запущен в деморализующей атмосфере войны и краха норм социального поведения. Об этом говорит местный священник: была дана индульгенция на убийства, и их охотно стали совершать многие добропорядочные граждане, не боявшиеся больше ни бога, ни черта. При этом каждая из сторон конфликта занималась пропагандой (то есть продуцировала в лучшем случае полуправду) в свою пользу. Так, поляки замалчивали тот факт, что и они совершали акты "превентивного насилия", а еще до этого позволяли себе панское высокомерие по отношению к украинским мужикам. Украинская националистическая пропаганда отказывается признавать, что излюбленными методами ОУН были не только террор, но и пытки (об этом тоже свидетельствуют в фильме местные жители). Советская пропагандистская машина во время войны запросто ставила вопрос: "Люди ли немцы?" (Смотри фильм Михаила Ромма "Человек N217".) Символические бандеровцы же до сих пор остаются пугалом, охотно используемым российскими СМИ без всякого подобия исторического анализа этого явления.
Казалось бы, спустя семь десятков лет после пережитых ужасов, когда цивилизация в Европе ушла далеко вперед, есть возможность национального примирения, и поляки с украинцами пытаются идти именно по этому непростому пути. Вот почему — хотя в Польше это не всем нравится — в фильме делается акцент не на убийцах, а на тех украинцах, которые, рискуя жизнью, спасали своих "врагов" поляков от преследований: именно им приезжают поклониться гости с Вислы. Такие добровольные герои, действовавшие согласно внутреннему моральному закону, а не "патриотическому долгу", находились во всех странах во все времена в разгар самых нетерпимых и кровопролитных войн. В фильме рассказывают про крестьянина, которому поляки прострелили ухо и он чудом остался жив. Когда вскоре к нему в дом пришли двое польских беженцев, хозяин их принял и прятал до конца войны. Потому что они для него были прежде всего люди, попавшие в беду, а потом уже — носители дружеской или вражеской крови.