"Первый канал" показал сериал "Чудотворец". Время действия — конец 1980-х, герои — люди с экстрасенсорными способностями. Обозреватель "Огонька" увидела в сериале тоску по временам, когда настоящим художником мог почувствовать себя каждый
Фото: Марс Медиа/Первый канал
Фото: Марс Медиа/Первый канал
Фото: Марс Медиа/Первый канал
Фото: Марс Медиа/Первый канал
Фото: Марс Медиа/Первый канал
Странно, что такой проект не появился намного раньше. Поиск темы — едва ли не самая мучительная проблема в сериальном деле, а здесь она сама идет в руки; особенно если учесть новейшую телевизионную моду на советское ретро. Те, кто видел сеансы реальных Кашпировского и Чумака по телевизору, вряд ли об этом забудут; кто не видел, наверняка слышал, что были такие люди и их имена в перестройку гремели по всей стране.
Экстрасенсомания, охватившая СССР с началом горбачевских реформ, рождала своих героев, свои легенды и мифы. Впрочем, с перестройкой ничего не закончилось. То, что Чумак больше не заряжает воду с экранов телевизоров, а Кашпировский не произносит на многомиллионную аудиторию свое коронное "даю установку", не означает, что спрос на сверхспособности иссяк: достаточно посмотреть на рекордные рейтинги много лет гипнотизирующей зрителей "Битвы экстрасенсов", чтобы понять — это не так.
И все-таки о нынешних магах с канала ТНТ вряд ли снимут кино. А экстрасенсы 1980-х — идеальные персонажи что для фильма, что для сериала. Не потому что они были первыми — конечно же нет, вспомним хотя бы Мессинга, а потому что именно в тот момент возникла невиданная доселе степень публичности любых эзотерических проявлений.
Один из героев "Чудотворца" — его играет Федор Бондарчук — поразительно похож на Кашпировского. Та же прическа, тот же пронзительный взгляд, та же крупная лепка лица. И это, естественно, рождает соблазн увидеть в сериале намек на некие реальные события: соперничество двух главных магов, которые никак не могут поделить межу собой аудиторию огромной страны.
Но автор сценария, он же режиссер, Дмитрий Константинов, утверждает: ничего подобного, никакой конкретной, реальной жизненной коллизии в основе сюжета нет. А отсыл к облику Кашпировского — лишь прием, направленный на то, чтобы оживить коллективную память. Герои вымышлены, зато чудеса реальны: все случаи исцеления, показанные в сериале, действительно в разное время случались в практике разных экстрасенсов. И даже участие в предотвращении теракта было: Кашпировский вел переговоры с Басаевым во время захвата больницы в Буденновске. Правда, в сериале не больница, а самолет, и спасителем заложников оказывается не Виктор Ставицкий (Бондарчук), а сыгранный Филиппом Янковским Николай Арбенин, полная ему противоположность.
Дмитрий Константинов, на счету которого, в частности, сценарий к "Оттепели", вновь, как и в случае с фильмом Валерия Тодоровского, пишет настоящую производственную драму, со всеми полагающимися атрибутами. Но за счет того, что производство в обоих случаях — кино и магии — из разряда "особенных", рождается множество дополнительных смыслов. Если в "Оттепели", в частности, возникал вопрос: что дозволено гению в обычной жизни, в отношениях с окружающими его людьми, то в "Чудотворце" Константинов берет более общий ракурс: а в чем вообще природа дара — будь то дар оператора, режиссера, художника, писателя или экстрасенса?..
Соблазнительно увидеть в конфликте героев "Чудотворца" коллизию Моцарт — Сальери (в пушкинской трактовке), но здесь противопоставление иного рода. Человека, который, имея не слишком выдающиеся способности, сумел их максимально развить и поставить себе на службу (Ставицкий), и другого — которому гораздо больше дано от природы, но которого этот дар скорее пугает и загадочностью своего происхождения, и, главное, тем, какие неожиданные пласты он может обнажить в душе. Этот дар сродни комнате исполнения желаний из "Сталкера": способен выявить в человеке то, чего тот сам не хотел видеть или даже искренне не подозревал, что это в нем существует.
При столь философическом посыле "Чудотворец" исключительно бодрый и занимательный сериал: почти детективная интрига в соперничестве героев, драматичная любовная линия (в жизни Ставицкого и Арбенина присутствует одна женщина, ее играет Оксана Фандера) и ностальгия по первым годам перестройки, когда открывшиеся вдруг возможности еще не были растрачены, а разочарование в свободе не наступило.
Но все-таки самое важное в "Чудотворце" и главная его удача — это актеры, исполнители двух центральных ролей: Бондарчук и Янковский.
Федор Бондарчук очень убедительно играет сильного человека, не столько мага с бизнес-способностями, сколько талантливого бизнесмена, наделенного некоторым экстрасенсорным даром. Этот дар, пусть и невеликий, все-таки присутствует в нем изначально, заставляя метаться между ощущением себя художником и необходимостью учитывать прозу жизни, между любовью к деньгам и пиететом перед талантом.
Ставицкий как никто другой понимает, сколь талантлив Арбенин, но и то, насколько саморазрушителен этот дар, он осознает тоже. "Вылечивая человека, Распутин каждый раз умирал",— вспоминали современники о герое другого, недавно прошедшего по "Первому" сериала "Григорий Р.". Арбенин тоже каждый раз после успешного сеанса оказывается на грани смерти, расплачиваясь собой за способность помочь другому.
Играть почти блаженного в современном мире — задача не из простых, и Филипп Янковский справляется с ней вполне.
Но в момент, когда желание его героя помочь ближнему даже не то что уступает место, а просто готово слегка подвинуться в пользу самолюбования, жажды реванша и прочих чисто земных страстей,— дар уходит. И ведь такое может случиться не только с экстрасенсом, а с любым настоящим художником — в этом, пожалуй, главная мораль фильма. К герою Янковского в финале дар возвращается — вновь оплаченный риском для собственной жизни. Но, к сожалению, этот второй шанс дается не каждому большому художнику. А может быть, просто не все готовы его оплачивать.
Миф попутал
Мнение
Сериал "Чудотворец", якобы разоблачая чудо 1980-х, погружает зрителя в еще большую архаику, чем даже допущение паранормальных явлений в позднем СССР
...Во второй серии "Чудотворца" на экране телевизора мелькает дата — 1988 год; понятно, что все совпадения условны, как и герои; авторы постарались максимально реальность размыть, но совсем уйти от исторической привязки невозможно. И это понятно. Отделить Ставицкого (Кашпировского) и Арбенина (Чумака) от времени невозможно: они — суть порождение перестройки, они неотделимы от периода в истории СССР, когда наружу вырывалась неведомая, неконтролируемая, непривычная сила. Что за сила?.. Это та самая человеческая инициатива, задавленная, перезревшая — и вдруг каким-то чудом вырвавшаяся наружу. Способна ли эта сила творить, выражаясь языком Гете, добро?.. Вряд ли. Тут пока только первозданная голая энергия, стихия — как в последнем фильме Германа — она еще "не знает" ни добра, ни зла. Но она может принести пользу, если люди научатся направлять ее в нужное русло. Это метафора свободы, в которой трудно обращаться, но без которой невозможно ничего.
Кашпировский, Чумак — эти лишь одни из тысяч символов этой разбуженной энергии, как и все эти сеансы, залы, заряженные баночки; с одной стороны, действительно пена, с другой — неизбежная плата за долгую, 70-летнюю дрему индивидуума.
Мы с удивлением опознаем в сериале странное наложение одного времени на другое; вроде бы дело происходит в 88-м, а по стилистике это уже сплошные 1990-е, тотальная барахолка с рэкетирами, разводками, бандитами и т.д. Зачем авторы намеренно "ухудшают", "обедняют" относительно конвенциональный еще 1988 год? Героям не хватает денег, они кому-то должны такую сумму, что вынуждены продавать квартиру — это в 88-м году; в своем ли, так сказать, уме авторы?.. Журналистку грозят уволить, если она не найдет "бомбу", компромат на Ставицкого — в своем ли уме опять же авторы, ведь это еще советская власть, какие "бомбы" и какие увольнения?.. Ставицкий-Кашпировский показан тут уже кооперативным магнатом, человеком из параллельной реальности: у него уже и иномарка, и квартира в центре. Между тем подлинный Кашпировский — как раз плоть от плоти советский человек, встроенный в систему, врач-психотерапевт сборной СССР, руководитель Республиканского центра психотерапии в Киеве.
Все эти трюки и подмены легко объяснить. У нас почти нет сериалов о перестроечном времени, и авторы, беря на себя такую ответственность ("Первый канал"), не могут показать это время "положительным" — таким же, например, "солнечным", как 1960-е. 1980-е, согласно новому мифу,— предтеча распада страны, поэтому это время может быть показано только таким — мрачным и заброшенным, как в фильме; солнечными могут быть только камбэки — возвращения в советское прошлое, где герои — клиенты некоей "лаборатории по изучению паранормальных явлений", которая существовала только в воображении конспирологов. Но эта "лаборатория" нужна авторам для того, чтобы показать, что любой дар возникает только под контролем власти, что в корне противоречит сути появления таких феноменов, как Кашпировский или Чумак.
Собственно, главная задача у авторов этого фильма, как и в сериале "Оттепель",— не человеческая дарма, а обозначение границ свободы, установленных властью. Кино же о 1980-х — это возможно сегодня лишь как "отрицательный пример", поучение о том, "к чему приводит бесконтрольная свобода", когда к власти приходят сотни и тысячи различных магов, которые обещают чудеса, а на самом деле "дурят народ".
Перестройка — время свободы, но вот как странно получается: в современном пересказе от свободы 1980-х ничего не остается, а остается лишь страх и растерянность.
Поразительно, но авторы попадают в собственную ловушку — они вынуждены натягивать на обычный фэнтезийный конфликт "хорошего мага с плохим", "битву белого и черного волшебника" какую-то соцреалистическую этику, уверяя нас со звериной серьезностью, что это еще и "конфликт настоящего художника с проходимцем". Что с советской, равно как и религиозной точки зрения является еще большей ересью, чем допущение в позднем СССР паранормальных явлений. То есть на самом деле авторы невольно ввергают современного зрителя в еще большую архаику, в еще больший миф, чем могла бы представить любая идеология. Как это в одной голове уживается — разоблачение манипуляций и одновременно утверждение еще большей иррациональности, еще большей архаики,— неведомо и самим авторам. Это называется "относительная этика", или гибридная, слово, более понятное сегодня; когда действия или убеждения принято оправдывать любыми доступными средствами, не заботясь уже об элементарных логике и смысле.