Подзабытое кино

На новой сцене Александринского театра открывается кинопрограмма "Неизвестные 60-е"

Обширное расписание не только театральных, но и общекультурных событий на новой сцене Александринского театра пополнилось кинопрограммой "Неизвестные 60-е". Ее куратор Михаил Трофименков рассказывает о незаслуженно забытых советских фильмах.

Шестидесятые годы — уникальное, неповторимое время, точка, в которой сошлись все эпохи мирового кино, встретились его прошлое, его детство и его будущее — наше настоящее. Только в пределах этого десятилетия работали одновременно "прадеды" — титаны, создававшие, собственно говоря, язык кино в его еще немую эпоху, и их "правнуки", условно говоря, постмодернисты. В США снимал свои закатные вестерны великий Джон Форд и свои первые короткометражки Дэвид Линч. В ФРГ завершал карьеру вернувшийся из долгого американского изгнания автор "Доктора Мабузе", "Метрополиса" и "Нибелунгов" Фриц Ланг и дебютировали Фассбиндер, Вим Вендерс — мастера нонконформистского "нового немецкого кино". В СССР обрели второе дыхание "формалисты" 1920-х Григорий Козинцев и Сергей Юткевич, но одновременно с ними работали и те, кто составит славу золотого века "застойного" кино. Некоторые из них, тот же Андрей Кончаловский или Виталий Мельников, работают и сейчас.

Но в России великое советское кино 1960-х во всем его многообразии, сложности и странности, при всей внешней ностальгии по всему советскому не знают, знать не желают и не имеют возможности знать. Телевидение, главный источник знаний о прошлом кинематографа, свело его к опостылевшему набору из двух-трех десятков хитов. Как бы ни были замечательны "Бриллиантовая рука", "Щит и меч", "Служили два товарища", да хотя бы и "Освобождение" (эталон жанра военной эпопеи, стоящий на голову выше пресловутого голливудского "Самого длинного дня" о высадке в Нормандии), они уже не вызывают, благодаря бесконечным повторам на телеэкране, ничего, кроме аллергии.

Но "александринская" программа не о них. В ней семь фильмов. Лишь один из них ("Жестокость") снят на "Мосфильме", один ("Черная чайка" Григория Колтунова, 1962 год) — на "Ленфильме". Два ("Гадюка" Виктора Ивченко, 1965 год; "Комиссары" Николая Мащенко, 1969 год) — на Украине. По одному — в Белоруссии ("Хроника ночи" Александра Спешнева, 1972 год), Литве ("Хроника одного дня" Витаутаса Жалакявичюса, 1963 год) и Латвии ("Ноктюрн" Ростислава Горяева, 1966 год).

Все они, даже и особенно те, в которых идет речь о революции, трагичны экзистенциальным трагизмом: хеппи-эндов ждать не приходится. Трудно найти героев гражданской войны романтичнее, чем герои Георгия Юматова в "Жестокости" и Нинели Мышковой в "Гадюке". Но комсомолец из глухого сибирского угрозыска Венька Малышев стреляется, раздавленный жестокостью и коварством собственного начальства. А купеческая дочь и красная конница Ольга Зотова убивает соседку, воплощающую для нее весь угар торжествующего нэпа, также совершая символическое самоубийство. Как фактически совершает его и героиня "Комиссаров", одного из самых странных фильмов о гражданской войне, основанного на чередовании крупных, абсолютно иконописных планов тех самых комиссаров.

Сыгранную польской красавицей Полой Раксой героиню "Ноктюрна" — еще одна открытая религиозная метафора — буквально распинают в финале. Ничем не кончается спор ("Хроника одного дня") между идеалистом, истинным "сыне Октября", и молодым прагматиком, невозмутимо укрывавшимся от дождя под деревом, когда на его глазах убивали человека.

Лишь два фильма кончаются более или менее благополучно, но и это благополучие весьма и весьма относительно. Маленький кубинец в "Черной чайке" мстит убийцам матери и обезвреживает американских диверсантов, но ради этого сам становится убийцей. Обезврежены и террористы, захватившие самолет в "Хронике ночи", но лучше бы этому самолету не садиться там, где он должен был сесть: разбомбленная, разоренная земля, чуть ли ни земля апокалипсиса.

Можно было бы сказать, что эти фильмы эксцентричны по отношению к советскому мейнстриму, официозу. Но весь фокус в том, что этот официоз, "секретарское кино", как его называли, эксцентричен, незначителен по отношению к основной массе советского кино. Аскетизм Мащенко, секретаря украинского Союза кинематографистов и будущего автора телефильма "Как закалялась сталь", дискуссионность как драматургический принцип Жалакявичюса, хемингуэевские интонации Колтунова и Горяева ("Ноктюрн" — редчайший в СССР фильм о гражданской войне в Испании) не имеют никакого отношения к социалистическому реализму. Не говоря уже о безумной, ни в какие эстетические ворота не лезущей "Хронике ночи". Спешнев, почтенный 60-летний сценарист биографических фильмов об Алишере Навои, Миклухо-Маклае и Пржевальском, словно насмотревшись всяких там декадентских "Блоу-апов", разразился сюрреалистическим гротеском, условно говоря, о национально-освободительной борьбе народов Африки. Дорогого стоят хотя бы хиппи, в ритмах рок-н-ролла забивающие ногами империалистических наемников, захвативших пресловутый самолет.

Дорогого стоят хотя бы хиппи, в ритмах рок-н-ролла забивающие ногами империалистических наемников

Что ж, именами Спешнева и Колтунова ("Черная чайка" — его единственный самостоятельный игровой фильм), дебютировавших как сценаристы еще в 1930-х, вполне можно пополнить хрестоматийный ряд "стариков", обретших в 1960-х второе дыхание (помимо Козинцева и Юткевича это Калатозов, Ромм, Хейфиц, Эрмлер).

В разговоре о кино 1960-х стало расхожим выражение "трагические судьбы". Имеются в виду судьбы режиссеров, которых коснулась цензура. Но среди названных по-настоящему трагична судьба лишь Александра Аскольдова, получившего волчий билет за свой единственный фильм "Комиссар". И хотя в киносудьбах Спешнева и Колтунова и даже успешнейшего Мащенко есть привкус нереализованности, можно и переформулировать эту проблему, сказав, что воздух 1960-х был настолько благодатным для творчества, что позволил кому-то из режиссеров прыгнуть выше головы, выйти за собственные пределы.

1960-е — замечательная точка встречи кинопоколений. Точка обмена киновозрастами: старики на миг молодеют, молодежь осмеливается на фильмы ни более ни менее как о смысле жизни. Но любая точка встречи — это перекресток, то есть и та точка, соприкоснувшись в которой кинопоколения расходятся в разные стороны. Точнее говоря, как раз и становятся поколениями, ведь 1960-е — единственный момент в истории кино, когда понятие поколения, несмотря на весь шум и гам борьбы "новых волн" с "папиным кино", утратило свой удручающий смысл.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...