— Вы предлагаете использовать термин "Упорядочивание". А будет ли этот процесс "продолжаться и углубляться", говоря словами Горбачева начала 90-х?
— Вопрос, наверное, не ко мне, а к депутатскому корпусу. Большинство законов исходит оттуда. Роскомнадзор не обладает правом законодательной инициативы, мы эти законы не пишем, мы с удовольствием участвуем в обсуждении, если нас к этому обсуждению привлекают. Паче чаяния, что нам эти законы потом приходится применять. Как раз практическую составляющую этих законов мы с удовольствием обсуждаем. Но если нет — нет, но те законы, которые вступили в силу за последние два года — это закон о борьбе с детской порнографией и досудебной блокировки информации о суициде, распространении наркотиков и закон об авторских правах, который касается телевизионных и художественных фильмов. А также досудебная блокировка экстремистских материалов в интернете по решению генпрокурора и его заместителей. Наконец, последний закон о блогерах и об информационных площадках, мы по ним работаем и эффекта достигаем. Уж не нам судить, насколько хорошо, но мы, по крайней мере, стараемся делать все, от нас зависящее.
— А вы когда участвовали, если участвовали, в обсуждении этих законов? Скажем, закон о блогерах не показался вам наступлением на свободу слова?
— Дело в том, что закон о блогерах был написан достаточно широко. Мы со своей стороны, поскольку нам нужно было выпустить, подготовить более десяти подзаконных актов и наших приказов, приказов Министерства связи и массовых коммуникаций, постановление правительства начали с того, что мы пригласили все сетевое сообщество блогеров, провайдеров, хостинг, крупные информационные площадки для того, чтобы эти акты грамотно написать. Ведь очевидно, что мы, будучи чиновниками, не являемся технарями, распространение информации в Сети имеет свою специфику. Мы очень внимательно прислушивались. Я думаю, вы при случае можете поинтересоваться у этих товарищей, что было учтено. Практически все их замечания были учтены. И в результате этого, во-первых, закон о блогерах стал работать. Достаточно сказать, что на сегодняшний день мы зарегистрировали 131 блогера. Причем там к нам поступило более 800 тыс. заявок, более 500 от граждан неравнодушных, которые сказали "обратите внимание на этого блогера", и порядка 250 — 280 по заявкам самих блогеров, что говорит о том, что кто-то из сетевого сообщества заинтересован в присутствии в реестре самостоятельно.
Никаких ограничений свобод для блогеров не возникло. Они присутствуют в реестре. Механизм закона говорит о том, что если кто-то из граждан, юридических или физических лиц обнаружит то, что блогер нарушает законодательство, клевещет, распространяет нецензурную брань, он уведомляет об этом Роскомнадзор. Мы обращаемся интеллигентно, вежливо к блогеру, просим его эту информацию удалить. Если нет, тогда мы начинаем с ним иное взаимодействие. Я хочу отметить, что закон о блогерах для блогеров как раз никаких рестриктивных мер, пресекательных не предполагает. Мы не можем его выключить, заблокировать, оштрафовать и так далее. У нас, конечно, есть несколько ноу-хау, которые я сейчас разглашать не хочу, как мы будем действовать, если кто-то из блогеров будет намеренно хулиганить. Мы придумали кое-что.
— Это связано с насилием или…?
— Это никак не связано с насилием и жестокостью, это связано с определенными…
— С техническими средствами.
— И не с техническими средствами. Это связано с тем, что по нашему мнению, интернет является публичным пространством, и поведение в публичном пространстве мало чем отличается от поведения на улице. Поэтому если человек упорно продолжает ругаться или нарушать точно так же, как на улице, то можно, наверное, нам обратиться в МВД.
— Вызвать наряд полиции.
— Да, наряд полиции, обратиться в МВД, да.
— Хулиганит человек публично.
— Да, хулиганит человек публично, и можно выписать штраф за это.
— У нас же нет специального реестра симпатичных людей, если уж по аналогии с офлайн-миром. Законы, которые запрещают, как вы выразились, ругаться матом, распространять заведомо ложную информацию, и так есть.
— Это касается средств массовой информации? Пресекательные меры распространяются на средства массовой информации, сетевые средства массовой информации.
— И на людей, или нет?
— Вы имеете в виду, где — в Сети или на улице?
— Нет, в Сети, конечно. Я просто аналогию провел. И так есть блогер, предположим, он действительно матерится.
— И кого-то это беспокоит.
— Зачем нужен реестр, если для матерящегося человека и так можно вызвать наряд полиции и арестовать его и отвезти в кутузку?
— Зачем его отвозить в кутузку?
— Не в кутузку, ладно, сделать замечание, бог с ним, хорошо.
— В условиях, когда писался закон, авторы закона исходили из того, что если данного блогера читает 3 тыс. человек, то это является средством массовой информации. 3 тыс. — это та грань, после которой законодатель решил, что это уже значительное количество читателей, пользователей, которые читают данного блогера и это средство массовой информации, не СМИ, как газета, но это ресурс, который распространяет массовую информацию. Таким образом, если он затрагивает тысячи людей, ведет себя некрасиво, матерится, распространяет нецензурную лексику, люди могут обратиться, он находится в реестре. Ведь блогеры могут регистрироваться под своим именем, а могут регистрироваться под "ником". Они могут называть себя Александром Жаровым или Анатолием Кузичевым, и ничего им за это не будет. Реестр позволяет их идентифицировать как конкретного гражданина.
Поэтому если Роскомндазор или гражданин, которого оскорбляет поведение блогера, обратится в полицию, его будут просто идентифицировать — это Иван Иванович Иванов, электронная почта у него такая-то, адрес у него такой-то, будьте любезны заплатить штраф. Вот и все. Поэтому я не вижу никакого наступления на свободу слова. Ведь у СМИ есть обязанность соблюдать законодательство о СМИ, которое не позволяет им распространять ложную информацию, клеветать, распространять экстремистскую информацию, материться и так далее. За все это Роскомнадзор выписывает СМИ предупреждение. Работают целые юридические службы, которые находят путь.
— Кстати, вы на днях выписали чуть ли там не четыре десятка предупреждений, в частности "Русскому репортеру" за нецензурную брань.
— Не четыре десятка, мы за последнее время выпустили на моей памяти четыре предупреждения, в том числе "Русскому репортеру". Достаточно редкая экзотическая ситуация, когда достаточно крупное издание в печатной версии напечатало мат, почему, не знаю, прямое нарушение закона. И получило предупреждение.
— А какие последствия?
— У "Русского репортера" за последний год одно предупреждение, но это неприятно и не более того. Второе предупреждение, если в течение года появится, дает право Роскомнадзору инициировать процесс через суд об аннулировании регистрации средства массовой информации.
— Это второе в течение года?
— В течение года, да. За год предупреждение сгорает, вот и все.
— А у "Эха" сколько уже предупреждений?
— Одно.
— Пока одно?
— Да. Вы меня пугаете, говорите "пока". Я надеюсь, что оно одно, одно есть, одно и будет.
— Я тоже надеюсь, однако конспирологическая теория гласит, что одним предупреждением не ограничатся, будет второе, и что запущен процесс ликвидации этого популярного СМИ.
— Роскомнадзор в отношении "Эха Москвы" действовал абсолютно по закону. Мы не работаем в рамках конспирологических теорий, мы работаем в объективной реальности. Объективная реальность говорит о том, что в данной передаче, за которую вынесено предупреждение, упоминалось и оправдывалось действие "Правого сектора", организации, которая на территории Российской Федерации решением Генпрокуратуры признана экстремистской. Мы эту тему серьезно отслеживаем и достаточно тщательно в течение последнего полугода чистим Сеть от различных пропагандистских материалов "Правого сектора". Поэтому именно данная часть программы, которая, в том числе, присутствовала на сайте, привлекла внимание наших экспертов. Они рассмотрели ее, решили, что информация, безусловно, является экстремистской, что и стало причиной вынесения предупреждения. Я достаточно хорошо и давно знаком с Алексеем Алексеевичем Венедиктовым. Дело в том, что "Эхо Москвы" всегда работало и работает ювелирно. Их юристы очень внимательно отслеживают те материалы, которые выходят. То, что получилось, к сожалению, досадная оплошность. Но досадная оплошность, за которую "Эху" пришлось заплатить тем, что им было вынесено предупреждение.
— Понятно. И тут на днях еще одна история по поводу Плющева Саши, знаете?
— Да, но Роскомнадзор к этому не имеет никакого отношения.
— Но, тем не менее, Плющев в своем блоге допустил известный комментарий, известное высказывание, которое было сочтено оскорбительным. И, кстати, при том, что я хорошо знаю Сашу и поддерживаю его, полагаю, это была действительно совершенно неприличная запись. Хотя он за нее извинился и впоследствии удалил. Я к тому, что просто история вокруг "Эха Москвы" продолжается.
— История вокруг "Эха Москвы" продолжается. И мне неэтично и неправильно комментировать действия акционеров в данном случае. Я надеюсь, что в конце концов все каким-то образом неизбежно завершится. Как на кольце у царя Соломона было написано "Все проходит, и это пройдет". Опять же не верю в конспирологические теории, думаю, что все достаточно линейно развивается, и думаю, что данный конфликт в конце концов каким-то образом разрешится.
— Вы упомянули своих экспертов. Когда я еще работал на другой радиостанции в прошлом году, по поводу детей, которых, якобы цинично мы как-то обсуждали. Я сейчас не про известную историю о муковисцидозе, а про другую. На самом деле, все было ровно наоборот. В эфире совершенно в ироническом ключе как раз мы смеялись над теми людьми, которые могли бы говорить. И тут мы исполняли их речи, этих людей, которых мы обсуждаем, а эксперты ваши абсолютно линейно все это восприняли. И раз уж человек сказал, условно говоря, "убить", хотя он цитировал условного Гитлера, значит, он и есть виновный. Вот как работают ваши эксперты, что за институт экспертный, как это процедурно происходит?
— У нас достаточно именитые эксперты, мы работаем по различным направлениям. Если это касается, например, мата, мы работаем с Научно-исследовательским институтом русского языка Российской академии наук. Если это касается экстремизма, то мы работаем с факультетом психологии МГУ и еще рядом институтов научно-исследовательских федеральной службы безопасности, которые специализируются как раз на экстремизме. Нельзя сказать, что мы работаем с недипломированными экспертами. И в те моменты, когда средство массовой информации или сетевое издание с нами несогласно, и начинается судебный процесс, мы, безусловно, этих экспертов привлекаем для участия в судебных разбирательствах. И они свою позицию аргументируют в судах. Чаще всего выигрываем.
— А на каких вы условиях работаете с этими экспертами?
— Договорные условия.