"Бойкот — неотъемлемое право каждого человека"

Говорит директор Музея современного искусства в Антверпене, куратор Московской биеннале современного искусства 2015 года Барт де Баре

Куратором Московской биеннале современного искусства 2015 года назначен директор Музея современного искусства в Антверпене Барт де Баре. Корреспондент "Власти" Валентин Дьяконов поговорил с ним о профессии куратора и будущей биеннале, ее тема — "За прогрессивную Евразию".

Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ  /  купить фото

Вы много работали за пределами Европы — консультировали биеннале современного искусства в южноафриканском Йоханнесбурге, Институты Сороса в Восточной Европе. Это полезный опыт для куратора, который берется за Московскую биеннале?

Мне часто задают вопросы о том, на чем основан мой опыт. Когда я начинал работать в искусстве, профессии "куратор" еще не существовало. Этот термин стал популярен только в 1990-е. Тогда кураторами назывались примерно 20 человек, так что моя практика, можно сказать, сформировала суть этого занятия. Ко мне до сих пор регулярно приезжают целые курсы из первых кураторских школ в Амстердаме и Гренобле и расспрашивают о том, откуда взялась эта удивительная профессия. И каждый раз я пытаюсь убедить их в том, что главное в работе куратора — не быть начальником художников, а укреплять позиции искусства в обществе. Я верю в то, что искусство занимает очень важное место в обществе. И я всегда старался служить искусству. Мне кажется необходимым искать такие пространства, в которых положение искусства следует улучшить, и поэтому я, например, работал с биеннале Йоханнесбурга. В таких проектах мне наплевать на мою карьеру, я думаю об обществе в целом и способах ему помочь. Но это известная часть моей биографии, есть и другая. Например, я был советником по вопросам культурного наследия в Бельгии и разрабатывал соответствующее законодательство. Современное искусство все-таки сфера ограниченная, одна из многих других.

Раз вы были одним из первых профессиональных кураторов, то, может быть, объясните, в чем суть и где границы этой профессии. В России об этом часто спорят.

Нет, я чувствую себя слугой искусства и общества. А профессия куратора, как она понимается сегодня, сделала эту миссию ограниченной. Для меня вопросы создания коллекций и управления культурными институциями важнее, чем умные концепции. Кураторство должно быть уважительным и к отдельному художнику, и к искусству в целом. Так что всем, кто сомневается в границах понятия "куратор", я скажу: продолжайте сомневаться, может быть, наткнетесь на что-то более интересное, чем то, что мы имеем сегодня.

И все-таки у каждого куратора, который брался за Московскую биеннале, были свои любимые темы и области исследований. У вас они, наверное, тоже есть?

Меня больше всего увлекают явления, которые интересны не только в международном, но и в локальном контексте. И когда я работаю в других странах, я всегда пытаюсь понять, какими возможностями располагает местная ситуация и чем эти возможности могут быть полезны для решения более широкого круга вопросов. Мне очень нравится работать на родине, а не за ее пределами, потому что я хорошо понимаю то, что происходит в Бельгии. Биеннале в Москве для меня — шанс узнать что-то новое и понять локальный контекст.

Вы не раз бывали в России. Удалось ли вам сформулировать для себя, что здесь происходит?

Я хорошо понимаю, почему согласился делать биеннале в Москве. Я хочу работать у вас не потому, что ситуация такая сложная, хотя игнорировать этого нельзя: и с точки зрения глобальной политики, и просто технически есть множество организационных проблем. Я хочу работать у вас потому, что чувствую: Москва — это чрезвычайно важное место. Это одна из величайших европейских столиц наряду с Лондоном, Римом, Стамбулом. Москва наверняка станет очень модной в будущем. В ней много возможностей для развития современного искусства и, что еще важнее, невероятное количество по-настоящему интересных художников. Такого нет нигде в мире. Мне это напоминает Бразилию 25 лет назад. Когда я туда ездил, европейцы говорили: "Да ну, разве в Бразилии есть искусство?" Теперь музеям Запада не хватает денег на бразильских художников. То же самое чувствуется и в Москве, в России. Я ищу не проблемы, а потенциал, и он здесь огромен. Мне вообще хочется, чтобы Западная Европа поучилась у Москвы. Это место встречи разных культур и традиций, но устроено оно иначе, чем Нью-Йорк или Лондон. Это я и попытаюсь выразить в понятии "прогрессивная Евразия".

Вы знаете, наверное, что о Евразии у нас говорят в основном мыслители правого толка, ищущие особый путь России.

Я, конечно, опираюсь на другое мнение. В 1968 году в Антверпене Йозеф Бойс устроил знаменитую акцию "Евразийский стержень", в которой он развивал идеи единства двух континентов. Будущий участник Московской биеннале Джимми Дюрэм, индеец по происхождению, давно развивает идею Евразии — Европа должна понять, что она всего лишь полуостров, кусок громадной реальности. Музей современного искусства в Антверпене, который я возглавляю, видит себя евразийским музеем именно потому, что нынешняя Европа уже не открыта миру в целом, она боится его. Горизонт этого страха — Китай, Индия, Сирия. Возможно, опыт Москвы поможет нам понять, как чувствовать себя частью острова, гигантского континента, а не существовать отдельно от него. Я стараюсь учитывать разные традиции восприятия Евразии, но в любом случае Евразия — самый большой остров в мире. И Москва может стать местом встречи для разных жителей этого острова, от художников Китая и Средней Азии до собственно русских. Возможно, возникнет платформа для обсуждения нашего общего будущего и перспектив пространства, на котором мы расположены. Надеюсь, что нам удастся совместить разные идентичности в одном месте, а не спекулировать на различиях.

Получается, вы собираетесь скрещивать разные традиции и самосознание в тот самый момент, когда у нас разворачивается трагический конфликт между россиянами и украинцами, которые не могут сказать друг про друга, что они такие уж разные, но пытаются — с помощью государственной пропаганды.

Такое случается сплошь и рядом. Смертельными врагами могут стать соседи, поспорившие из-за дерева на границе их участков. Это очень печально. Но я не смогу разрешить этот конфликт. И искусству здесь тоже делать нечего. Пространство искусства — это пространство, близкое религии. Если брать христианскую традицию, то ее ценности в сочувствии нищим, отрицании вседозволенности и любви к ближнему. Искусство, конечно, действует иначе, но и в нем главное — открытость разным точкам зрения, необходимая для того, чтобы уверенно смотреть в будущее. И через культурный диалог, отдельный от экономики и политики, мы пытаемся улучшить мир. Даже в самых тяжелых обстоятельствах нужно верить в то, что искусство может стать пространством согласия. И Московская биеннале имеет шанс им стать. Конечно, я не утверждаю, что все получится, но попробовать стоит. Кстати, я считаю, что поддержка государства очень важна для биеннале. Сам ее факт свидетельствует о том, что государство не только инструмент власти, но и стратег, задумывающийся о будущем. Например, недавно президент Китая Си Цзиньпин предложил восстановить Великий шелковый путь. Это еще один шаг на пути к осмыслению Евразии как острова.

Для вас искусство ближе религии.

Именно так! Власть и карьера меня не интересуют. Мне не раз предлагали делать биеннале в обстоятельствах, гораздо менее сложных, чем нынешние, я всегда отказывался. Мое решение курировать Московскую биеннале скорее может навредить моей карьере, чем помочь. Все будут спрашивать: "Почему ты согласился в такой ситуации?" Но и деньги меня не интересуют — свой гонорар я отдам музею.

Сегодня многие художники и мыслители пытаются сдвинуть искусство в сторону актуальной экономики и политики. На Венецианской биеннале 2015 года, к примеру, планируются семинары по "Капиталу" Маркса.

Искусство может быть и таким. Но его смысл, его послание заключается в том, что его может разделять каждый. Критика тех или иных правительств ценна как активистская деятельность, но политическое искусство, занимающееся исключительно вопросами власти, как и государственная пропаганда, может возыметь только политический эффект — и никакого другого. В чем заключается суть общественного устройства? Я верю, что главные вопросы задает культура: как нам удается сосуществовать, быть открытыми друг другу, любить ближнего? Звучит, может, и глупо, но мне так кажется.

Вы готовы к бойкотам и политическим выступлениям против вас и биеннале?

Я уважаю право на бойкот. Это неотъемлемое право каждого человека. Да, политические обстоятельства ужасны. Значит ли это, что мы должны перестать мыслить в эстетических категориях? Хорошо, мы отказываемся заниматься искусством. Следовательно, остается только пространство конфликта, в котором мы можем занять ту или иную сторону. Я работаю в стране со слабой экономикой, с людьми, которые подумывают об эмиграции. Многие западные художники не видят Москву в том свете, в котором ее вижу я, и считают, что их зовут в варварскую страну. Но важно не обращать внимания на стереотипы и делать свое дело. Иначе мы потеряем автономию. А я верю в то, что искусство автономно. Не формально или политически, а в том смысле, что у каждого художника, каждой работы есть собственная точка зрения, которую может разделить зритель.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...