Выборы в российских регионах потерялись на фоне «украинского кризиса». Итоги казались очевидными: победит «Единая Россия», коммунисты что-то наберут, ЛДПР свое всегда получит. Так и случилось. Но ближе к выборам в Госдуму итоги кампании-2014 еще вспомнятся — они показали, что законы существования партийной системы принципиально меняются.
Фото: Василий Шапошников, Коммерсантъ
Партии в России со времен лужковско-примаковского «Отечества» не борются за реальное влияние. Но это и не Северная Корея, где две партии, полностью признавая верховенство Трудовой и направляющую роль идей Чучхе, существуют, ни на что не влияя. Российские партии не столь бесправны. Еще несколько лет назад между ними и властью действовал неплохо считываемый негласный договор. Партии не посягают на основы, не доводя свой электорат до точки кипения. А Кремль предоставляет им относительные свободы: открытие франшизных отделений в регионах, куда приходили не вписавшиеся в «Единую Россию» бизнесмены, относительно честный подсчет голосов, формирование (с согласованием, конечно) большей части своего списка кандидатов в Госдуму.
Свободы эти не политического, а экономического толка. Выдав лицензию на местный филиал, партия получала спонсора, выделив проходное место в списке в нижнюю палату — тоже. Кремль решал свои задачи: упразднял одномандатные округа в Госдуме, преграждая путь в нее чересчур независимым местным политикам, запрещал предвыборные блоки, отменял залоги за регистрацию на выборах, ужесточал условия существования партий до такой степени, что их осталось семь, и попутно помогал оставшимся остаться на плаву. В итоге кандидат чувствовал себя более или менее спокойно только в рамках этого своеобразного частно-государственного партнерства. Вольности были относительными: франшизу или место в списке мог получить только лояльный политик.
Идеология (в прямом смысле она есть только у КПРФ, но и у ЛДПР и «Справедливой России» существуют свои отличительные черты в агитации) была в основном средством провести кандидатов на посты депутатов, мэров и глав районов. Поэтому умеренная критика властей допускалась — иначе в чем смысл франшиз? Без относительно честного подсчета голосов такая система тоже не работала — откусили большой процент в пользу правящей партии в избиркоме, спонсор другой структуры потерял проходное место в списке, а это уже нарушение договора. Думская оппозиция не стеснялась спорить с результатами выборов. Например, в 2009 году депутаты КПРФ, «Справедливой России» и ЛДПР покинули зал заседаний Госдумы, заявляя о массовых фальсификациях. Итоги выборов отменили только в Дербенте, зато на пять лет упразднили досрочное голосование.
Система одно время устраивала всех. Партии имели относительную финансовую самостоятельность и могли ее наращивать, привлекая новых спонсоров, Кремль был более или менее уверен, что границу оппозиционности партнеры не перейдут. В то же время они создавали иллюзию выбора и канализировали протест.
Разладился механизм к выборам в Госдуму 2011 года, совпавшим по времени с голосованием в законодательные собрания 27 регионов. Держателям франшиз нужно было провести туда своих людей — отделения активно нападали на «Единую Россию», охотно используя риторику Алексея Навального, готовили наблюдателей. Попутно агитация работала и в пользу думских списков. В результате партийцы взяли в Думе в полтора-два раза больше мест (фракция СР в созыве 2007–2011 составляла 38 депутатов, после выборов их стало 64, количество коммунистов возросло с 52 до 92). Общая атмосфера увеличила даже результат ЛДПР. Еще лучше партии выступили на региональных выборах: по партспискам КПРФ получала больше 20% (в Московской области — 27,58%, в Орловской — 32,42%). «Справедливая Россия» и ЛДПР брали по 15–20%, «Единая Россия» редко где переваливала за 50%. По итогам выборов в Госдуму партийцы заявили о фальсификациях, а некоторые справороссы даже вышли на Болотную площадь. Стало понятно, что в прежнем виде система сдержек и противовесов существовать не может — чаша весов должна была сместиться в одну из сторон. Потребовав больше, партии потеряли почти все.
В 2012 году политическая реформа Дмитрия Медведева вернула возможность одномандатникам избираться в Думу, регистрация партий упростилась: к осени 2013 года выдвигать кандидатов на региональных выборах могли несколько десятков политических структур, в том числе спойлерских.
Весной—летом 2012 года депутаты проявляли самостоятельность: ужесточение наказаний за нарушения на митингах поддержали только думские единороссы. Осенью партии почувствовали остроту момента: законы об иностранных агентах и о запрете на иностранное усыновление поддержали все фракции.
К 2014 году от прежней схемы не осталось и следа. По итогам региональных кампаний свое представительство в законодательных собраниях сократили все думские партии. В Брянске заседали восемь коммунистов — осталось четыре, в Тульской облдуме от КПРФ было десять человек — стало два, в волгоградском законодательном собрании представительство коммунистов упало с шести до трех человек. Численность фракций у остальных и того меньше — один-два человека.
Партии власти помогло досрочное голосование — в Брянской области 17%, в Татарии — 15%, но, конечно, причина не только в этом. Громкой агитации в регионах не было — все на основе «украинского кризиса», без особых различий, хотя уже пора разгоняться в расчете на думские выборы-2016. Представители СР поступили честнее всех: заявили, что парламентские партии не обостряли ситуацию перед лицом внешней угрозы. Но и это еще не все: в списках партий в законодательные собрания ярких фигур и крупных спонсоров раз-два и обчелся. В Ненецком округе бывший губернатор Владимир Бутов стал одновременно кандидатом в депутаты и главы Заполярного района. Баллотировался как самовыдвиженец — партии его под крыло брать не стали, и Бутов был снят с гонки из-за якобы недействительных подписей. Хабаровские справороссы потеряли одного из своих спонсоров — предпринимателя-строителя Михаила Сорокина. В Волгоградской области за бортом партсписков остались экс-мэр Волгограда Роман Гребенников и местный бизнесмен бывший вице-губернатор Роланд Херианов, не поладившие с новым главой Андреем Бочаровым. Накануне выборов в Госдуму тактика странная: выходит, партии больше не хотят бороться хотя бы за спонсоров и численность будущих фракций в нижней палате.
Следующий состав Госдумы (если, конечно, в стране что-то радикально не изменится) в общих чертах можно представить уже сейчас. 225 человек гарантированно войдут в условную фракцию власти. Это будут одномандатники — единороссы или самовыдвиженцы, близкие к власти, выборы в округах почти гарантированно выигрывают именно такие кандидаты. Количество мест по спискам у других партий может уменьшиться в два-три раза с учетом падения популярности и работы спойлеров.
Остальным, кажется, рассчитывать не на что: «Родина» даже на волне крымского ликования прошла только в одно законодательное собрание Ненецкого округа, едва преодолев пятипроцентный барьер. Впрочем, незначительно преодолевшему тоже достается утешительный приз — одно-два кресла.
30–20–10 мест, это уже не основа для бизнеса — товара у партий не остается, а значит, финансовой и вообще какой-либо самостоятельности тоже. Значит, думские структуры рассчитывают на что-то другое, на новый договор, возможно, уже заключенный. Например, такой — они уже не канализируют протест, а вливаются в общий строй. Демонстрируют монолитность и сплоченность нации, не раскачивают лодку, даже на местах. Вот сколько у нас в России партий — любая европейская страна позавидует, в парламенте несколько сидят, все за. И народу есть из кого выбрать, если лицо единоросса не нравится, например, или цветовая гамма листовки — голосуй за ЛДПР. Взамен партиям вдвое увеличили госфинансирование, выдают губернаторские и сенаторские посты — это поможет сохранить хотя бы часть спонсоров. Политические структуры из государственно-частного партнерства превращаются в отделы администрации — так оно спокойнее: самостоятельность и в бизнесе стала опасным делом.