Российские школьники не смогут участвовать в крупнейшей образовательной программе обмена с США в следующем учебном году, сообщается на сайте американского посольства. Доцент кафедры политической теории МГИМО МИДа Кирилл Коктыш ответил на вопросы ведущей "Коммерсантъ FM" Дарьи Полыгаевой.
Фото: Василий Шапошников, Коммерсантъ / купить фото
FLEX — это программа одностороннего обмена для старшеклассников. Она работает с 1992 года и полностью финансируется американским правительством. В ней участвуют страны СНГ. Как сообщили в Минобрнауки, приостановка программы FLEX связана с невозвращением на родину российского школьника. По словам представителей образовательного ведомства, власти США оформили над ним опеку. Как отмечается, решение о приостановке проекта FLEX на 2015-2016 образовательный год приняли российские власти.
— Как вы считаете, причины действительно в невозвращении мальчика, или есть какие-то другие поводы?
— Я думаю, и в невозвращении мальчика, и в том, что школьное образование и школьная обменная программа являются программами социализации, и в условиях нынешней конфронтации было бы наивно полагать, что каждая из сторон не будет использовать идеологический ресурс для обработки юного поколения. Я думаю, здесь сыграла сумма причин. Конечно, невозвращение явилось поводом, и весомым, но и вся ситуация подошла к тому, что пока на этих отношениях, на этих обменах нужно бы сделать паузу.
— Вы считаете, этот ресурс действительно опасен для российских школьников?
— Если бы в Российской Федерации существовала понятная концепция образования, если бы мы знали, кого мы готовим, каким образом выращиваем, и какими глазами на мир должен смотреть выпускник школы и университета, наверное, такой проблемы бы не было. Но, поскольку у нас все-таки существует несколько сегментов, которые слабо связаны друг с другом, говорить о едином замысле достаточно тяжело.
Вчера мы хотели, если верить господину Фурсенко, бывшему министру образования, сделать идеального потребителя, сегодня нам нужно получать человека уже совершенно другого профиля, который что-то мог бы делать руками и мог бы при этом думать. При отсутствии этой концепции образования любое внешнее воздействие, более или менее системное, опасно. Если бы такая концепция была, и такая цельная конструкция была, наверное, внешних воздействий не стоило бы бояться.
— Вы как преподаватель как бы оценили подготовку студентов, которые успели уже поучиться за границей, насколько это для них важно?
— Я бы сказал, что лингвистические способности, конечно, развиваются. Если говорить про методологию мышления, то, конечно, Запад не дает ее, в частности, американское образование достаточно слабо. Можно говорить о североевропейском, оно вполне конкурентоспособно. Более или менее также сохраняет высокие стандарты качества Франция, в первую очередь, Сорбонна. Но я говорю об элитных вузах, поскольку сам принадлежу к элитному вузу, я вряд ли могу судить о системе в целом. Но по тому, что мы наблюдаем, примерно такая картина.
— Опять из-за того, что два государства выясняют отношения между собой, страдают обычные школьники, ученики, дети, которые могли бы получить больше альтернативных знаний?
— Вряд ли какие-то знания альтернативные, кроме лингвистических. Американская система образования традиционно не является сильной, Америка всегда эффективно покупает "мозги", выращенные другими странами, но сама очень неудачно выращивает свои собственные. Это, как правило, у нее не получается, поэтому лингвистические потери в плане изучения языка, наверное, есть. Но я бы не воспринимал ситуацию критично.
— Аналогичные европейские программы вам известны, есть такие обмены у нас с Европой?
— Достаточно много. Если судить по университетским программам, то только в стенах МГИМО их более ста, так что, я думаю, здесь никакого дефицита, и проблемы никакой нет. Остальные вузы, не столь привилегированные, как МГИМО, вряд ли лишены этого ресурса.