Фестиваль кино
Три конкурсных фильма, увиденные на фестивале в Сан-Себастьяне, отлично иллюстрируют трансформацию фестивального кино. Ее комментирует АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Эти три фильма шли подряд и были совсем непохожи один на другой. И в то же время воспринимались как непрерывное зрелище, выстроенное если не одним человеком, то одним методом. Его можно назвать методом высечения эмоций из такого твердого камня, каким является профессиональный фестивальный зритель. Для этого кинематографисты напридумывали всяческих хитростей.
Датчанка Сюзанна Бир, имеющая в своем активе "Оскар" и множество других наград, представила "Второй шанс" — историю про полицейского, который совершает преступление из благих намерений. Когда внезапно умирает его кроха-сын, он крадет такого же младенца у семьи наркоманов, а им подкладывает трупик сына. Таким образом страж порядка пытается утешить свою убитую горем жену, а заодно спасти малыша, который валяется в загаженных пеленках, пока его родители расширяют сознание. Манипуляции, производимые над маленькими тельцами, мобилизуют зрительское внимание даже больше, чем исполнение главной роли сошедшего с правильного пути полицейского Николаем Костером-Вальдау, собравшим толпы фанов "Войны престолов".
И в этом, и в других фильмах (хотя бы у Франсуа Озона) младенцы, едва явившиеся на свет, дают такие выразительные крупные планы, что голливудские звезды отдыхают. При этом, в отличие от звезд, они абсолютно натуральны и равны самим себе, как животные. Вовсю проэксплуатировав собак, кошек, ослов и овечек (последних, бедняг, немало порезали перед камерой), кинематограф вспомнил еще об одном носителе полной естественности. А новые технические возможности позволили не возить новорожденных на киностудию под софиты, а снимать, так сказать, мобильным способом. Хотя меня по-прежнему удивляют родители, готовые на столь многое ради искусства, или, быть может, деток для съемок берут из приютов? Что-то неподобающее ощущается в эксплуатации младенчества, на которой построена вся концепция фильма "Второй шанс": как будто бы, осуждая своего героя, авторы сами идут схожим путем. Впрочем, уже поздно рефлексировать: зритель хоть на миг увлекся, значит, попался на крючок.
Чувство неловкости возникает и на просмотре фильма "Феникс" Кристиана Петцольда. Его героиня, певица и красавица Нелли, вначале предстает в окровавленных бинтах: ее лицо изуродовали в нацистском концлагере (как известно, в лагерях именно этим преимущественно занимаются). Его реконструирует волшебник пластической хирургии, и оно превращается в прекрасное лицо исполнительницы этой роли Нины Хосс, лишь слегка подпорченное синяками. Нелли отказывается от спокойной жизни в Палестине и упорно бродит по руинам Берлина в поисках своего мужа, которого продолжает любить, хотя и догадывается, что именно он выдал ее гестапо.
Сведение трагедии к мелодраме, да еще с китчевым мотивом пластической операции, годится для Голливуда эпохи великих див, но кажется несколько странным в случае Петцольда, одного из лидеров интеллектуальной "берлинской школы". Но самое интересное начинается, когда Нелли вступает в сговор со своим мужем, который, считая жену погибшей, в упор ее не узнает, хотя и чувствует сходство. Героиня должна инсценировать свое возвращение из концлагеря, чтобы помочь мужу завладеть доставшимся ей наследством, а на самом деле — чтобы пробудить в нем совесть. Этот выморочный сюжет почти до самого конца бесит искусственностью, а в финале все же достигает какого-то смысла. Потому что из нелепой вроде бы инсценировки рождается психоанализ, вскрывающий вину нации, простых людей, народа.
Третья картина, хотя по жанру и относится к жесткому мужскому кино, тоже выводит в центр сюжетной композиции женщину и даже названа ее именем — "Хаэму". Фильм поставил известный корейский сценарист Шим Сон Бо, а помогал ему писать сценарий не менее известный режиссер Пон Чун Хо: вместе они сделали некогда ленту "Воспоминания об убийстве", награжденную в Сан-Себастьяне. Здесь убийств тоже хватает с лихвой. Действие происходит на рыболовном трейлере, экипаж которого, чтобы подзаработать, перевозит группу китайских нелегалов. Их прячут от контроля пограничной службы в люке для морепродуктов, где сначала они задыхаются от вони, а потом погибают при утечке газа. Чтобы скрыть следы преступления, капитан приказывает выбросить погибших в море, а чтобы привлечь рыб запахом крови, приходится порубить мертвых на части. Некоторые члены экипажа не выдерживают, начинают свихиваться и протестовать, их ждет та же участь — стать кормом для рыб. В довершение всего кошмара судно начинает тонуть.
И вот на этом смертоносном "Титанике" оказывается молодая китаянка, которую опекает влюбившийся в нее корейский рыбак. Он проявляет чудеса мужества и находчивости, чтобы спасти себя и девушку в самых безвыходных обстоятельствах. "Хаэму" — настоящее зрительское кино, такие фильмы редко попадают в конкурсы фестивалей, а если попадают, то получают либо главные призы, либо снисходительные усмешки снобов. В данном случае кривые улыбки, скорее всего, застынут на устах. Фильм оказывается довольно серьезным исследованием психологии толпы во время глобальных кризисов (в данном случае речь о кризисе азиатской экономики в 1998-м). Как и в "Фениксе", народ — неважно, немецкий ли, корейский — показан как сборище обывателей, готовых бить чужих и замазывать следы совершенных подлостей. Но среди них всегда находится один, способный перевернуть ситуацию с головы на ноги и доказать, что человек сильнее стада. Короче говоря, находится настоящий киногерой: если бы таких не было в жизни, их надо было бы придумать.