Двадцатый, век войн, отметился в искусстве по-военному торжественно и мрачно. С одной стороны, тон задавали милитаристские парады. С другой — их неизбежные последствия. Человек в военной форме оставался в искусстве символом власти. Неудивительно, что на рубеже ХХI века этот стиль вновь торжествует в моде: мода — тоже власть, коварная и беспощадная. Рассказывает ИГОРЬ ГРЕБЕЛЬНИКОВ.
Триумф военщины в искусстве ХХ века начинался парадами, отснятыми Александром Родченко в 1920-е годы. Строгая геометрия его снимков стала впоследствии образцом для художников и модельеров. Главному русскому конструктивисту удалось превратить идеологию агрессии в образцовое искусство; за право выставлять его сегодня борются лучшие музеи мира. Знал бы Родченко, какого джинна он выпускает из бутылки! От культа военной формы с ее строгими линиями был лишь один шаг к национализму и культу здорового тела. Власть, важнейшая тема искусства ХХ века, диктовала свои условия самым неожиданным образом.
В 1935 году Лени Рифеншталь (Leni Riefenstahl) закончила работу над знаменитым "Триумфом воли" — безусловно, лучшим пропагандистским фильмом в истории кино, кстати, до сих пор запрещенным в Европе к публичному показу. (Правда, в последнее время в кинематографических кругах ходят упорные слухи о том, что ретроспективой фильмов Рифеншталь помпезно откроется следующий Берлинский кинофестиваль. Однако официальных заявлений об этом пока не было.) В фильме Рифеншталь юношеский профиль сменяется шеренгой военных, а затем — маршем отряда, который мыслился частью великой Германии. Запечатлев очередной съезд нацистской партии в Нюрнберге, режиссер навсегда закрепила в искусстве ХХ века милитаристскую тему, прославляющую культ униформы и отказ от индивидуальности. "Триумф воли" стал апологией тоталитаризма.
После этой работы Лени Рифеншталь получила приглашения снимать Сталина и Муссолини. Но ей было чем заняться в Германии: берлинская Олимпиада 1936 года стала предметом ее очередного шедевра — "Олимпии". Камеры запускались на воздушном шаре, монтировались в движущийся механизм, чтобы снять бегунов, ныряли в воду вместе с пловцами. Героев "Олимпии" Лени Рифеншталь выводила прекрасными и эротичными. Спортсмены всех мастей к тому времени завоевали фотографию и скульптуру, живопись и кино. Неудивительно, что не прошло и десяти лет, как спортивную форму на этих завидных телах сменила военная. В изобразительном искусстве ХХ века от культа совершенного тела до строгости униформы всегда был один шаг. И то и другое подавалось с эротическим подтекстом.
Спустя полвека, в конце 1980-х, культ тела вновь заявил о себе. Причем в тех же формах, какие прославляли Александр Родченко и Лени Рифеншталь. Этим воспользовались фотографы моды. В частности, Брюс Вебер (Bruce Weber) — для рекламы парфюмерии и коллекций Calvin Klein. Он сделал серию фотографий и видео с обнаженными мускулистыми телами, представляющими продукцию скандального американского дизайнера. Разоблачить воинственный пафос съемки взялся американский художник польского происхождения Мачей Топорович (Maciej Toporowicz). Его выставка Obsession была показана в модной нью-йоркской галерее Lombard-Freid в 1996 году, а через два года — на фотобиеннале в Москве.
Топорович совместил фото фашистской канцелярии, германского павильона на Всемирной выставке в Париже, чемоданы из Освенцима, подписанные фамилиями и номерами, со знаменитыми кляйновскими логотипами — Obsession, Eternity, Escape. В этом контексте они приобрели новый смысл. Центральным элементом экспозиции стало видео. Художник закольцевал нарезку из рекламы Calvin Klein, кадры из "Ночного портье" Лилианы Кавани (Liliana Cavani) и "Гибели богов" Лукино Висконти (Luchino Viskonti) и озвучил все это саундтреком Майкла Наймана (Michael Nyman) к фильму Питера Гринуэя (Peter Creenaway) "Повар, вор, его жена и ее любовник".
У каждого кляйновского кадра нашелся оригинал — либо из нацистской скульптуры, либо из знаменитых фильмов, а девочка-подросток Кейт Мосс оказалась точной копией с изможденной концлагерем героини Рэмплинг из "Ночного портье".
Военная атрибутика активно эксплуатируется в рекламе. Выбираются самые неожиданные и провокативные сюжеты вроде тех, что прославили Оливера Тоскани (Oliver Toscani), ярчайшего художника, работавшего для Benetton. Рекламные плакаты этой марки буквально взрывали общественное мнение в 1990-х. Фотографии военного кладбища во Франции с симметрично расположенными рядами крестов после бурных споров были запрещены (говорят, что этому поспособствовала война в Персидском заливе). Но в 1994 году Оливер Тоскани вновь поверг публику в шок. Фотограф снял окровавленную одежду убитого в Боснии сербского солдата: "Я — Гойко Гагро, отец погибшего Маринко, желаю, чтобы все, что осталось от моего сына, нашло применение в борьбе за мир и против войны". Эти слова отца солдата Оливер Тоскани использовал в качестве лозунга. Рекламная фотография стала символом новой волны пацифизма. Очередная рекламная кампания Benetton пыталась показать истинное лицо войны.
Из советской фотографической моды парады военных не выходили никогда. В разные годы их славили Марк Пенсон, Борис Игнатович, Александр Абаза, Владимир Никитин, Валерий Щеколдин. Менялись ракурсы, но оставался неизменным строй. В Европе в это время доминировала противоположная тенденция — здесь военные становились героями репортерского фото зачастую в виде трупов. Военщина решительно сдавала свои позиции под натиском пацифизма.
Милитаристские атрибуты в искусстве все более оказывались элементом художественной игры и довольно мерзких провокаций. Характерным примером стала серия постановочных фотографий харьковчанина Бориса Михайлова "Если бы немцем был я", показанная лет пять назад в галерее Гельмана в День Победы, а после с успехом — на Западе. Борис Михайлов выворотил наизнанку советский миф, показав нацистов желанными любовниками русских женщин — и при этом сам сыграл фашиста, обрядившись в нацистскую форму.
Новый взгляд на милитаристскую эстетику вроде бы окончательно смешал карты, теперь к ней относятся без прежнего пиетета. Однако не стоит забывать, что современное искусство и модный бизнес не останавливаются ни перед чем, ведь главное — обратить на себя внимание.