В Национальном резервном банке в Москве проходит обыск. Офис на Проспекте 60-летия Октября обыскивают работники Следственного комитета. Об этом сообщил его совладелец Александр Лебедев в своем микроблоге в Twitter. Господин Лебедев ответил на вопросы ведущего "Коммерсантъ FM" Алексея Корнеева.
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ / купить фото
— Что происходит в офисе Национального резервного банка?
— Пока продолжаются следственные действия, все штатно, обычно, ничего особенного.
— Как это обычно происходит: бумаги, идут допросы? Как проходит обыск?
— В данном случае ищут улики. Полагаю, что это связано с уголовным делом об уклонении от уплаты налогов банком в 2011 году. В свою очередь сама эта тематика рассматривается в Арбитражном суде, поскольку речь идет о споре между налоговой инспекцией в Санкт-Петербурге и банком в связи с внесением ценных бумаг в закрытый паевой фонд. Налоговый кодекс говорит о том, что налоговые последствия, даже если вы торгуете бумагами из ПИФа, наступают после его закрытия. Налоговая это трактовала по-другому, поэтому мы и судились в течение двух лет.
Но надо отдать должное, что налоговая выигрывала, после чего весной она обратилась в Следственный комитет, где возбудили уголовное дело, арестовали корреспондентский счет. Банк был вынужден заплатить всю сумму со всеми штрафами и пенями, чтобы снять арест. Но арест не был снят, он до сих пор так и остается пять месяцев. Просто банк уникальный: у него практически нет клиентских денег, после всех событий последних лет все клиентские деньги банк клиентам выплатил. Поэтому если цель — нарушить работу банка, вызвать какой-то разрыв ликвидности, не получится.
Вряд ли в банке лежит копия секретного плана "Как уклоняться от налогов в 2011 году с помощью внесения ценных бумаг банка в закрытый паевой фонд". Вряд ли можно найти какие-то улики. Речь идет о чем-то совсем другом, а о чем, мне сложно судить. Это обычная для нашего инвестиционного климата ситуация.
— Но вы не связываете это со своей гражданской позицией, с политической ситуацией в стране?
— Ну что вы, у меня никакой гражданской позиции нет уже давно. Я не финансирую никаких газет, не даю интервью, не участвую в выборах, в партиях, не высказываю свое мнение в Twitter. За одним исключением, написал просто о факте. Я веду себя крайне тихо, и вряд ли ко мне могут быть какие-то политические претензии. Что вы, ни в коем случае.
— А "Новую газету" уже не финансируете, Александр Евгеньевич?
— Я дружу с "Новой газетой", но не финансирую просто в силу того, что раньше-то я финансировал из дивидендов банка. А поскольку банк убыточный после атаки, чтобы напугать клиентов, у меня такой возможности нет.
— Как долго продлится обыск, что-то об этом говорят, известно?
--Обыски по два дня обычно не идут. Заберут какие-то бумаги и покинут банк, и банк там будет работать. Тем более что там их из 1,6 тыс. человек осталось 100 в банке — вот результат последних лет взаимоотношений с этими многочисленными маски-шоу обысками, уголовными делами и прочими медийными атаками на клиентские деньги. Но мы клиентам все выплатили, зато можем гордиться, что мы такой уникальный банк: вместо того, чтобы деньги присвоить и отправиться в Лондон, как многочисленные российские банкиры, мы клиентам все вернули, не ссылаясь на объективный кризис, мы понимали, что он был рукотворный. У нас есть свои маленькие утешения в этой ситуации.
— Но вы на место событий выезжать не собираетесь, просто связываетесь с сотрудниками банка, и они вам об этом докладывают, что происходит?
— Да, меня вроде там никто и не разыскивал. У меня какой-то был свой график, поэтому меня никто не искал. Я в городе, пожалуйста, меня всегда могут найти. Но я так понимаю, что я не очень нужен, я все-таки просто акционер, а не лицо, которое что-то подписывает. Потом, все люди, которые у нас работали в 2011 году, давно у нас уволились, состав команды поменялся. И сами представьте, что они оставили какие-то следы, что они имели умысел на то, чтобы не платить налоги путем внесения бумаг в закрытый паевой фонд? Это просто абсурд. И арест кор. счета — абсурд, и дело — абсурд, и обыск — абсурд. Жаловаться на это просто смешно, потому что это обычная у нас штатная практика.