От абсурда до барокко

Фестиваль кино

Фестиваль в Локарно представил уже большую часть конкурсной программы. Ее отсмотрел АНДРЕЙ ПЛАХОВ.

Приоритеты жюри под началом итало-американского режиссера Джанфранко Рози, победителя последнего Венецианского фестиваля, лежат, скорее всего, на стыке документальной и игровой стилистик. Но сами эти понятия сегодня мутируют в зависимости от географии, истории и культурного кода. Возьмем, например, Латинскую Америку — вот бразильский фильм "Августовские ветры" режиссера Габриэла Маскару.

Его героиня — юная горожанка, мать отправила ее в деревню ухаживать за бабкой. Судя по глубочайшим складкам на лице, старухе лет за 100, и это, конечно, не грим, но аутентика. Вообще, здесь не пахнет профессиональными артистами, хотя, может, они и есть. Но для того чтобы валяться голыми в грузовике на куче кокосов, иногда лениво сношаясь, ни исполнительнице роли юной героини, ни ее партнеру особенных актерских данных не требуется. У парня, правда, более сложная роль. Он ныряет в морскую пучину в поисках крабов и неожиданно находит под камнями человеческий череп с золотыми зубами и подвергает его тщательному изучению. Некрофильские наклонности героя подтверждаются, когда он добрых полфильма носится с телом утопленника — еще и потому, что полиция не проявляет к факту смерти никакого интереса. Утопленник тоже любопытный тип: он изучал климатические процессы в тропическом регионе и записывал на специальную аппаратуру звуки ветров и бурь, пока не стал жертвой расшалившейся стихии. В общем, это почти бессюжетное кино, построенное на реальных фактурах и слегка абсурдистской атмосфере, в которой, как это свойственно латиноамериканскому менталитету, смешиваются смерть, секс и юмор.

То, что удалось бразильцам, выглядит натужным у аргентинцев: фильм "Два выстрела" Мартина Рейхмана распадается на несколько новелл, между которыми нет внутренней связи. Абсурдизм и игра со смертью перестают работать в банальных интерьерах городского мидл-класса: дома с бассейнами, "Макдоналдсы", бесконечно трезвонящие мобильники — что может быть скучнее? Не помогает даже заявленный в прологе картины экстрим: юный герой ни с того ни с сего пускает в себя две пули, причем одна из них остается у него внутри, и при этом продолжает жить. В отличие от него фильм медленно, но верно умирает.

Та же, только более стремительная участь ждет греческую ленту "Взрыв" Силласа Цумеркаса. Крупным планом — агония молодой женщины, которая становится жертвой свихнувшихся родителей, ненадежного мужа и перманентного экономического кризиса. Всю эту информацию мы получаем из флешбэков, которые в судорожном ритме монтируются с кадрами женщины за рулем, пребывающей далеко за гранью нервного срыва и несущейся по хайвею неведомо куда. Ну и пусть несется, раз ей так хочется. Не помогают мобилизации интереса даже цитаты из порнофильмов, которые, как предупреждает фестивальный каталог, "могут вызвать шок и задеть чувствительность некоторых зрителей".

Напротив, умиротворяет "Ла сапиенца" Эжена Грина — американца, живущего в Париже и увлеченного искусством барокко. Это увлечение разделяет герой картины, современный архитектор, строящий концептуальные бездушные здания и переживший личную драму. Заново обрести душу и восстановить утраченный эмоциональный контакт с женой ему помогает путешествие по следам знаменитого архитектора Борромини. В этой поездке он находит оппонента и соавтора, соперника и собеседника: того, кем был для Борромини другой великий деятель барокко — Бернини. Правда, отношения классиков доходили до открытой вражды — у современников же завершаются гармоничным, даже несколько сентиментальным хеппи-эндом. Каждый из героев получает свою награду, а зритель — чудесную возможность посетить Стрезу, Турин, Рим и ощутить таинственную природу трагического искусства барокко. Именно из него вырос маньеризм, уже не первое десятилетие питающий современное киноискусство.

Высшей точкой локарнской программы стал фильм португальца Педру Кошты "Денежный конь". В отличие от других его невозможно даже контурно описать в терминах сюжета, ибо этот сюжет вписан в слишком широкое историческое и культурное пространство. Его объем по контрасту подчеркивается тем, что само действие у Кошты замкнуто в узких помещениях, маркированных вертикальными перегородками,— убогих жилищах, лифтах, больничных палатах. Кошта уже который год созидает мифологию иммигрантов из Кабо-Верде, несущих в себе родовую травму еще из эпохи работорговли. Однако и новые времена, предоставившие шанс интеграции в европейское общество, потребовали за это слишком дорогую плату. Вентура, регулярный трагический герой фильмов Кошты,— потрясающе выразительный африканец, чернорабочий в прямом и переносном смысле слова, потерявший физическое и психическое здоровье на строительстве "процветающей Португалии". В новой картине, стоя бок о бок с "железным человеком" или "бронзовым солдатом", он ведет внутренний диалог с самим собой и преследующими его призраками прошлого. Он и демиург, и мифический герой, и Гомер своего народа. Используя возможности цифровой инсталляции и не теряя путеводной нити антропологического исследования, режиссер достигает рембрандтовского могущества светотени и античного масштаба обобщенности.

Артизированные, перегруженные смыслами и художественными аллюзиями фильмы создали фон, на котором наш "Дурак" Юрия Быкова выделяется своей грубоватой плакатностью. Трудно предсказать реакцию жюри, но публика дважды устроила овацию картине про честного сантехника, бросившего вызов властям предержащим,— сначала после показа, потом после сессии вопросов и ответов. Такого энтузиазма не вызывали здесь даже встречи с голливудскими звездами. На следующий день появились вдохновляющие рецензии в газетах Variety и Screen International, а также поступили заявки на прокат "Дурака" в нескольких европейских странах.

Сегодня на пьяцца Гранде пройдет показ "Венеры в мехах" Романа Полански. Но — без самого режиссера, который был объявлен почетным гостем фестиваля, однако в последний момент отменил свой приезд. Судя по письму в дирекцию, он получил сигналы о том, что может повториться история пятилетней давности, когда его пригласили за очередной наградой в Цюрих и там немедленно арестовали. Решив, что рискованных ситуаций пережил за 80 лет уже достаточно, Полански предпочел не пересекать швейцарскую границу и остаться в Париже.