По чеховской Турции

В российский прокат выходит фильм Нури Бильге Джейлана "Зимняя спячка", награжденный Золотой пальмовой ветвью Каннского кинофестиваля.

Современная Турция в фильме "Зимняя спячка" оказывается на удивление русской

Фото: filmz.ru

Рубрику ведет Мария Мазалова

Действие "Зимней спячки", с которой Джейлан в пятый раз приехал на Каннский фестиваль и в пятый раз получил награду, происходит в Анатолии, точнее, в Каппадокии. Это бедная, проблемная глубинка Турции, и, хотя члены семьи главного героя относятся к привилегированному классу, они рвутся из этой глуши, как чеховские сестры: "В Стамбул! В Стамбул!" Роль чеховской усадьбы играет превращенный в пансион дом бывшего актера Айдина, ныне рантье, где он, не ведая материальных забот, живет с молодой женой и разведенной сестрой. Провинция держит их и родовыми узами, и своей архаичной, дикой красотой.

Ни на миг не отрываясь от турецкой почвы, фильм ухитряется вместить в 3 часа 15 минут главные мотивы русской литературы, прежде всего Чехова и Достоевского, но также и Толстого. Рекордный метраж содержит рекордно мало действия: самое драматическое — когда мальчишка, сын бедного, но гордого соседа, снимающего жилплощадь у Айдина, разбивает стекло его машины. Остальное время герои рассуждают о непротивлении злу насилием и других подобных материях, хорошо знакомых читателям русских романов.

Все это сообщает картине Джейлана определенную книжность и умозрительность, которые кого-то смутили и оттолкнули, однако не помешали каннскому жюри наградить ее Золотой пальмовой ветвью. Хотя в "Зимней спячке" и можно обнаружить излишнюю красивость и холодок академизма, Джейлана возвели на высшую ступеньку пьедестала почета все же не за выслугу лет. Мощный изобразительный дар (Джейлан также выдающийся фотограф, а его оператор Гекхан Тирьяки владеет камерой как бог) заставляет смотреть это кино не отрываясь, напряженно ожидая, что победит — авторская самоирония или нарциссизм.

Драматургически фильм состоит их нескольких линий, или новелл. Одна из них — это спор Айдина с его язвой сестрой Неклой. Она уличает брата в том, что тот только носит маску интеллектуала (кстати, имя Айдин по-турецки значит "умник"), а на самом деле циник, эгоист и оппортунист, мыслит примитивно, ничего не сделал и не достиг в жизни. Некла дает понять своему брату, что и пресловутый труд его жизни — история турецкого театра — миф, который никогда не будет воплощен в реальность. В турецком — да, пожалуй, и в азиатском — кино еще не было образа интеллектуалки такой силы и убедительности.

Другой женский тип тоже обладает магической привлекательностью: речь идет про Нихаль — жену главного героя. Страдая от невольного имиджа красивой бездельницы, она пытается доказать свою полезность, организуя благотворительную деятельность для местных школ и не подпуская к этой сфере, практически заменившей ей интимную, мужа. В отношениях супругов особенно очевидно раскрывается суть характера Айдина, который практически утратил способность чувствовать и сопереживать, закрытый от эмоций панцирем формальной логики и мнимого благородства.

И все же стержнем всей конструкции, которую режиссеру каким-то чудом удается удержать от распада, остается история с мальчиком, разбившим стекло автомобиля, чтобы отомстить Айдину за унижение своего отца. Эта история, наполненная достоевскими обертонами и даже прямыми цитатами, сообщает картине Джейлана тот нерв, которого не могли бы дать ей ни Чехов, ни Толстой, ни Тарковский, ни Бергман. Причем достоевская линия идеально вписывается в социальный пейзаж, как будто бы современная Турция — это та самая Россия, которую мы потеряли вместе с присущей старой интеллигенции честью и совестью.

Андрей Плахов

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...