Премьера кино
В Москве показывают "Танец реальности" культового режиссера родом из Чили Алехандро Ходоровски. Это зрелище без правил и границ, с буйной и терпкой фантазией, аналога которой не видит в современном кино АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Собственно, оно и не является современным, принадлежа со всеми своими потрохами прошлому веку — веку революций и диктатур, психоанализа и сюрреализма, а также цветистого латиноамериканского романа и парижского литературного движения "Паника", к которому в молодости принадлежал Ходоровски. Только во второй половине жизни он вошел в число великих авторов, сняв эзотерические фильмы "Священная гора" и "Святая кровь". Всего 85-летний режиссер выпустил восемь кинолент за 45 лет (предыдущую — 23 года назад), и уже сам считался музейным экспонатом. Когда он решил выступить в жанре "я вспоминаю...", заодно вспомнили, что Феллини было 53 года, когда он сделал "Амаркорд", и уже в этом принципиальная разница.
Старость обострила чувственный тон воспоминаний, но она же окончательно оторвала их от грешной земли. Чилийский город Токопилья на берегу Тихого океана, где Ходоровски провел детство, превращается в средоточье чудес. Мир, "оплетенный паутиной страдания и наслаждения", как говорит в начале фильма автор, предстает в барочном танце, населяется калеками и карликами, насыщается фетишами и перверсиями — все это не экзотика, а органичная часть жизни. Брошенный в море камень убивает всю рыбу, которая вываливается на берег и собирает полчища голодных чаек. А тайные сборища коммунистов происходят в трансвеститском борделе. Предки маленького Алехандро (на самом деле ему было в ту пору, когда происходит действие, года два-три, но в фильме мальчик уже вступил в стадию полового созревания) — евреи, по маминой линии выходцы с Украины, бежавшие от погромов. Папа — ушибленный на всю голову коммунист — молится на портрет Сталина и готовит покушение на диктатора Ибаньеса: он почти доходит до цели, но тут его руки скручивает коварный паралич. Он мечтает из робкого женственного сына вылепить настоящего мачо, революционера — и в итоге преуспевает: Ходоровски таки стал революционером, только в области кинематографа.
Он известен также как философ, психомаг, автор комиксов, клоун и мим. Отдельный вклад в культуру он внес несостоявшейся экранизацией фантастического романа Фрэнка Герберта "Дюна" (впоследствии ее осуществил Дэвид Линч). В версии Ходоровски в "Дюне" должны были играть Орсон Уэллс и Сальвадор Дали, а многие найденные им на этапе разработки приемы взял на вооружение Голливуд. В творчестве Ходоровски сюрреализм пережил своих прародителей и законсервировался в латиноамериканской культуре. У этого священного чудовища вовсю работают приемы условного поэтического кино, которые у других режиссеров кажутся архаичными. А у него все живое, включая наивные спецэффекты: ни грана компьютерной, виртуальной реальности.
Борьба, подполье, пытки и страдания — все это показано в фильме как сюрреалистская оперетта, в которой реальность трансцендирует в иное пространство и иное бытие. Отец Ходоровски действительно был догматиком-сталинистом, но без всякой фантазии и фетишистских комплексов, как показано в фильме. Он был хозяином универмага Casa Ukraina, но Ходоровски хулигански переставляет буквы в названии своей родины, а магазин в его версии специализируется на женском белье, на чем же еще. Режиссер вспоминает свою мать как холодную и бесчувственную женщину, объясняя ее равнодушие к сыну тем, что он был зачат в результате изнасилования. А в фильме все по-другому. Мать главного героя — пышнотелая блондинка с безразмерным бюстом — пропевает свою роль как арию, ее героиня вместе с юным Алехандро обмазывается гуталином и предается радостям жизни вопреки всему и вся. Таким Ходоровски, никогда не знавший счастливого детства, но придумавший его, остался и сегодня: он взбежал на сцену Каннского фестиваля, где прошла мировая премьера фильма, и смеялся как мальчик.