Длинный ряд комиков-самоубийц — от Макса Линдера до Ленни Брюса — 11 августа пополнил, согласно предварительному заключению полиции, Робин Уильямс
Граффити, появившиеся в Белграде на следующий день после смерти Робина Уильямса
Фото: Marko Djurica, Reuters
Нервная хрупкость — свойство, зарезервированное Голливудом со времен Джеймса Дина, как правило, за юными героями, нуждающимися в наставниках. Но Робин Уильямс знаменит ролями именно что наставников: педагога-инноватора Джона "О, капитан, мой капитан" Китинга в "Обществе мертвых поэтов" (1989), Питера Уира и психолога Шона в "Умнице Уилле Хантинге" (1997) Гаса Ван Сента. Но его герои были так же, если не более, ранимы, как и их подопечные. В душе они оставались мальчишками, только отягощенными горьким, взрослым опытом. В этом, очевидно, заключались и уникальность Уильямса, и любовь, которую испытывала к нему Америка, остающаяся в каком-то смысле "страной-подростком".
Такие фильмы, как военно-экзистенциальная драма Барри Левинсона "Доброе утро, Вьетнам!" (1987) или триллер Кристофера Нолана "Бессонница" (2002), кажутся исключениями, паузами в том большом фильме, в котором Уильямс играл всю жизнь. Будь то сказка "Джуманджи" (1995) Джо Джонстона, травести-комедия "Миссис Даутфайр" (1993) Криса Коламбуса или даже гей-фарс Майка Николса "Клетка для пташек" (1996), — все это были эпизоды одного фильма об отношениях между семьей, хрупкой по определению общностью, и внешним миром, огромным и жестоким. Точнее, об угрозе, который этот мир представляет для семьи: смерть любимой жены или сына, развод, разлучающий отца с детьми, или даже львы с гигантскими комарами, врывающиеся в семейное гнездо из коробки с магической игрой.
Уильямс мог играть человека, обезумевшего после гибели жены ("Король-рыбак" Терри Гиллиама, 1991) или очеловечивающегося робота ("Двухсотлетний человек" Коламбуса, 1999). Ребенка во взрослом теле ("Джек" Фрэнсиса Форда Копполы, 1996) или комическую "даму", похожую на королеву Елизавету ("Миссис Даутфайр"). Все эти "смены кожи" были попытками "перемены участи": не участи конкретного персонажа, а человеческого удела как такового. Но изменить его невозможно, в финале — смерть. О чем, собственно говоря, был и последний вышедший на экраны при жизни актера, безусловно недостойный его таланта, сентиментальный фарс Фила Олдена Робинсона "Этим утром в Нью-Йорке" (2014). Уильямс навсегда остался инопланетянином, роль которого в ситкомах "Счастливые дни" (1978-1979) и "Мори и Минди" (1978-1982) принесла ему известность.
Верный репутации комика, он даже чопорные интервью превращал в one man show. Журналисты покатывались со смеху, когда он, к примеру, давал советы, как уберечь психику детей от семейных сцен: "Детки, мама только что воткнула папе нож в спину, но вы не обращайте внимания: это они играют в пиратов". Женщины, по его словам, обладают "гормонами гиперчувствительности", но и мужчины чувствуют себя по жизни, "как гемофилы на фабрике бритвенных лезвий". Самоубийство Уильямса не объяснить личными обстоятельствами: он счастливо жил в третьем браке, у него было трое детей. Только — уникальной чувствительностью актера, и сделавшей его звездой, и в конечном счете погубившей.