В Музее архитектуры им. Щусева в рамках проекта "24/24" открылась выставка фотографий Олега Смирнова "Город-герой". Она показывает 24 фотографии Грозного в 1995-1996 годах, разрушенного российскими войсками. Таким образом куратор проекта Юрий Аввакумов придал программе политический смысл.
К самим фотографиям претензий нет. Звать смотреть на них бессмысленно: такие кадры читатели и так ежедневно видят по телевизору. Но и говорить про них что-либо плохое — странно. Разрушенные дома, трупы, пыль, сиротливые приметы мирной жизни, подчеркивающие ужас происходящего. Руинированная стена с надписью "Миру — мир", другая — с плакатом "Мир Кавказу". Разбомбленная фабрика с антиалкогольным плакатом "Сын ждет тебя домой с работы". Военные на фоне взятого Дома правительства. Нормальная репортерская съемка из "горячей точки". Работа и автор, ветеран Афганистана, вызывают уважение.
Претензия к самому ходу — выставить репортерскую съемку из Грозного в качестве архитектурной фотографии. Понятно, когда такие выставки приблизительно раз в два месяца устраивает Музей имени Сахарова: это музей прав человека. Но ни архитектура, ни архитектурный музей тут совершенно ни при чем. Вернее, перевод такого рода материала в жанр архитектурной фотографии придает ему несколько иной смысл.
Архитектурная фотография говорит не о гражданской, а об эстетической позиции. Это априорное свойство жанра обыгрывается куратором выставки в пресс-релизе. Грозный он сопоставляет с Карфагеном, придавая теме вечное звучание. По его наблюдению, туристы, фотографирующиеся на фоне руин Карфагена в альбом путешественника, и солдаты, фотографирующиеся на фоне руин Грозного в дембельский альбом, ведут себя одинаково. "Местные жители,— замечает он,— как правило, в этом не участвуют". Война создает некую дистанцию в отношении архитектуры, которая более не воспринимается как привычная среда обитания, но как диковинное зрелище. Война, если пользоваться термином Шкловского, "остранивает" архитектуру. Так же, как и архитектурная фотография, рассматривающая ее как художественный объект. В этом родственность фотографии военной и художественной, что и позволяет перевести одно в другое.
Само по себе соображение тонкое, но циничное. Как изящно выглядят эти руины, как много в них римского, карфагенского пафоса! Как эффектно пятно огня, выжигающего эти стены! И так далее. С точки зрения этической это выглядит умеренно отвратительно. Подчеркну: сказанное ни в коей мере не касается самого фотографа, заслуга полностью кураторская. Во всех предшествующих выставках из проекта "24/24" в роли экспонентов выступали художники и роль куратора была минимальной. Здесь же сам перевод репортерской фотографии в новое для нее качество — полностью инициатива господина Аввакумова. Таких фотографий сегодня миллионы, каждый уважающий себя западный фотограф увозил с собой в 1995 году портфолио с видами разбомбленного Грозного и до сих пор их неплохо продает. Но никому из них не приходит в голову выставлять такие фотографии как художественный проект.
Однако новацию куратора не следует судить слишком строго. Это не эпатаж в стиле Маяковского ("Я люблю смотреть, как умирают дети"). Прошлым летом на Венецианской архитектурной биеннале итальянский любитель искусств и меценат спросил автора этих строк: "Почему вы не выставляете Чечню? Это имело бы успех". Именно в расчете на этот успех и выступил господин Аввакумов.
Проект "24/24" в целом удачен и имеет шансы быть показанным на Западе. В России, конечно, куратор, выставляющий национальную катастрофу как художественный проект, выглядит странно, но на Западе эта выставка станет доказательством общественной значимости проекта и позволит куратору показать себя социально ответственным артдеятелем, имеющим все основания рассчитывать на приглашения, выставки и гранты. Так что это не глубокий эстетический имморализм, а всего лишь мелкая продажность. Отчего история выглядит еще противнее.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН