В Музее личных коллекций ГМИИ им. Пушкина открылась выставка "На берегах Невы. Живопись и графика ленинградских художников 1920-1930-х годов из московских частных собраний". На ней представлены живописцы, которых в 1930-е годы сильно критиковали за увлечение французской школой, то есть формализм. Теперь именно за это их и любят.
Два коллекционера, Роман Бабичев и Юрий Носов, показали более ста произведений 15 художников, входивших в творческое объединение "Круг живописцев" (1926-1932) или близких ему. "Круговцы" декларировали "создание стиля эпохи в противовес вкусикам направленчеств, измам и т. д.", ставили во главу угла профессионализм и видели в своих картинах "противовес превалирующей литературщине, ретроспективному и мещанству".
Организаторы намеревались "приоткрыть неизвестную страницу отечественного искусства". Пафос знакомый и понятный — в самом деле, обидно, что очень неплохие художники, когда-то бывшие в мейнстриме отечественного искусства, волею судьбы оказались на положении забытых маргиналов. Их наследие долгое время оставалось невостребованным. Зато сегодня работы таких художников стали настоящим золотым запасом для коллекционеров.
Впрочем, в экспозиции присутствуют и вещи давно признанных мастеров — знаменитые девушки Владимира Лебедева, нарядные натюрморты Николая Тырсы, румяные деревенские мальчики Алексея Пахомова. Два рисунка Александра Самохвалова, опубликованные в каталоге, решили не выставлять. Наброски самого знаменитого члена объединения "Круг", прославившегося хрестоматийной "Девушкой в футболке", явно проиграли бы полноценной живописи его коллег.
Присутствие нескольких композиций на производственную тему ("На току в колхозе" Вячеслава Пакулина, "В текстильном цехе" Алексея Пахомова и других) отчасти опровергает утверждение о социальной неангажированности этого круга художников. Судя по всему, они вовсе не собирались выпадать из советской жизни. Просто, к несчастью для себя, выбрали не совсем удачные творческие ориентиры — с точки зрения тогдашней конъюнктуры. Хотя в эпоху, когда радикальный авангард уже сдавал свои позиции, а нарождавшийся соцреализм свои еще окончательно не укрепил, поиск некоей золотой середины был вполне логичен, а творческие компромиссы необычайно плодотворны.
Кухню представленных на выставке художников хочется описать в стиле кулинарной книги. Берется серебристая мирискусническая графика, к ней добавляется изрядная доза Сезанна, для остроты — капелька Матисса, все сдабривается русской фреской, пропущенной через петрово-водкинскую мясорубку, и подается как ленинградская школа живописи. Александра Ведерникова и Александра Русакова, чьи мини-персоналки занимают два отдельных зала, современная критика ругала маркистами, хотя их пристрастие к видам Невы с тем же успехом можно приписать влиянию петербургского климата и географии, что и знаменитого французского фовиста Альбера Марке, специализировавшегося на морских пейзажах с корабликами. Впрочем, умение создать картину несколькими свободными мазками их, несомненно, сближает.
Настоящей фовистской цветовой "дикостью" и раскованностью поражают не они, а Мария Казанская, чьи работы можно назвать открытием выставки. В чем-то она даже предвосхитила послевоенную абстрактную живопись жеста; в 1930-е годы мало кто из наших художников писал так смело и радостно. Другое новооткрытое имя — Эдуард Криммер — слишком послушный ученик Малевича, чтобы привлечь такое же внимание.
Эти два художника, кажется, попали в кампанию остальных случайно. Члены "Круга художников", их учителя и попутчики, используя тогдашнюю терминологию, не стремились к живописным эксцессам, а напротив, тяготели к тому, что можно было бы назвать нормой. В качестве такой нормы или образца и рассматривалась тогда еще новая французская живопись в совокупности ее открытий и излюбленных жанров. В этот канон художники и пытались вписать окружающую действительность. И не их вина, что действительность этому сопротивлялась.
МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА
До 10 мая. Волхонка, 14.