Незадолго до смерти сына отец бывшего заместителя начальника ГУЭБиПК Бориса Колесникова — полковник милиции в отставке, заслуженный юрист Российской Федерации, почетный сотрудник МВД, кандидат юридических наук Иван Колесников дал показания следователю Сергею Новикову, в которых заявил, что предварительное следствие не обеспечило его сыну надлежащую защиту в СИЗО, а само уголовное дело было заведено не только для дискредитации антикоррупционного ведомства, но и для «физического устранения конкретных сотрудников полиции», включая его сына.
В ходе допроса Иван Колесников назвал возбуждение уголовного дела в отношении его сына незаконным, а предъявление ему обвинения и арест — преступными. «Обладая опытом как оперативной, так и следственной работы, я с огорчением и болью могу констатировать, что расследование данного уголовного дела не имеет ничего общего с законом, а по сути является реализацией репрессивных мер в отношении борцов с коррупцией,— говорит Иван Колесников.— Как юристу с многолетним стажем мне стыдно за то качество работы, которое демонстрируют сотрудники центрального аппарата Следственного комитета Российской Федерации. Если коротко, то так работать нельзя. На практике расследование уголовного дела в отношении Сугробова Д. А., Колесникова Б. Б. и других честных офицеров ГУЭБиПК МВД России и оказывавших им содействие гражданских лиц превратилось в репрессии с целью не только дискредитации антикоррупционного ведомства, но и физического устранения конкретных сотрудников полиции, включая моего сына».
По словам Ивана Колесникова, основанием для возбуждения уголовных дел по вмененным его сыну эпизодам якобы преступной деятельности являются утверждения о незаконности проводимых сотрудниками ГУЭБиПК МВД России оперативных разработок ряда коррупционеров и мошенников. При этом для проверки полученной оперативной информации полицейскими использовался оперативный эксперимент. По мнению СКР, проведение данного мероприятия при отсутствии официального заявителя является превышением должностных полномочий. «Это утверждение является очевидным заблуждением,— считает господин Колесников.— Во-первых, целью проведения оперативно-разыскного мероприятия является проверка сведений о подготавливаемом, совершаемом или совершенном преступлении, то есть не только по официальному заявлению, но и на основании оперативной информации, еще не достаточной для возбуждения уголовного дела. То есть объективная сторона преступного деяния еще не начала реализовываться, а оперативный эксперимент уже имеет право на жизнь. Во-вторых, действующим законодательством не определен исчерпывающий перечень источников той информации, которая может служить основанием для проведения ОРМ. Получение сведений от любого оперативного контакта (агент, просто лицо с гражданской позицией, любые другие лица), статья в газете либо сообщения в других СМИ, а равно и указание руководства также могут быть при определенных условиях основанием для заведения дела предварительной оперативной проверки и в дальнейшем проведения оперативного эксперимента».
По мнению полковника в отставке, складывается впечатление, что следствие полагает, что результаты оперативно-разыскной деятельности в целом и следственный эксперимент в частности являются единственными доказательствами совершения преступления. Очевидно, считает Иван Колесников, что это не соответствует действительности: на всем этапе расследования, начиная со стадии возбуждения уголовного дела, задержания лица по подозрению в совершении преступления, предъявления ему обвинения, избрания меры пресечения и пр., следователь, а затем прокурор и судья должны оценивать доказательства в совокупности. Результаты ОРМ в любом случае должны подтверждаться иными доказательствами. «Если их недостаточно, то никакой эксперимент не позволит привлечь невиновного к уголовной ответственности, а тем более осудить»,— отмечает Иван Колесников.
Изучив постановление о привлечении Бориса Колесникова в качестве обвиняемого, его отец пришел к выводу, что требования федерального закона «Об оперативно-разыскной деятельности» распространяются исключительно на оперативные подразделения. Это ошибка, считает господин Колесников. В ходе следствия, а также судебного разбирательства необходимо также принимать меры для проверки версии о наличии подстрекательских действий со стороны полиции в случае проведения оперативного эксперимента. «Если следователь, прокурор и судья этого не сделали, то почему сотрудник полиции должен нести ответственность за те последствия, которые наступили из-за ненадлежащего выполнения ими своих обязанностей»,— задается вопросом господин Колесников. При превышении должностных полномочий требуется прямой умысел, то есть осознание преступности деяния, наступления общественно опасных последствий и стремление к их наступлению. Нужно понимать, отмечает Иван Колесников, что подстрекательские действия — это не кража и не убийство, а понятие достаточно оценочное. На формирование умысла влияют не только действия и слова собеседника, но и масса других факторов. Если же оперативная информация о совершении общественно опасного деяния предшествует проведению оперативно-разыскного мероприятия, то вопрос о провокационных действиях вообще не актуален, считает господин Колесников. По его утверждению, оперативный сотрудник «просто обязан выбрать путь через оперативный эксперимент от человека к преступлению». «Во всяком случае, так учат всех студентов на факультете криминалистики, предлагая два пути раскрытия: от человека к преступлению и от преступления к человеку»,— отметил полковник Колесников в своих показаниях. Оперативник может получить информацию вне официального заявителя, как, например, агентурную информацию о коррупционере, когда данные агента закрыты государственной тайной; от любого другого источника, желающего остаться неизвестным; статья в газете, где журналист в той или иной форме изобличает какого-либо чиновника в коррупции. Такой информации действительно недостаточно для возбуждения уголовного дела, поэтому оперативник обязан на нее отреагировать, встав на путь внедрения и оперативного эксперимента в изобличении коррупционера по схеме от лица к преступлению, чтобы убедиться в умысле разрабатываемого, то есть в его криминальном интеллектуальном и волевом моменте субъективной стороны деяния.
«Также защитниками моего сына я ознакомлен с материалами, послужившими основаниями для избрания в отношении Бориса Колесникова меры пресечения в виде заключения под стражу,— сказал Иван Колесников.— В них содержатся результаты оперативно-разыскного мероприятия “оперативный эксперимент”, проведенного сотрудниками УСБ ФСБ России. Я подробно изучил содержание бесед Глобы, Чухлиба, Демина, Пирожкова и Боднара. При этом меня крайне удивила дальнейшая квалификация действий сотрудников ГУЭБиПК по данному эпизоду. В рассекреченных материалах, отражающих ход данных встреч, явно содержатся сведения о желании и согласии Демина получить денежные средства от Чухлиба. Более того, если бы Демин отказывался от встреч с Чухлибом, не желая получения от него денег, то квалификация с провокацией взятки была бы более оправданной. Однако Демин не только не отказывается от встреч, но в ряде случаев сам их назначает Чухлибу, прекрасно осознавая, о чем пойдет речь на этих встречах». По инициативе защитников, отметил в своих показаниях Иван Колесников, проведено независимое лингвистическое исследование, из заключения которого следует, что лицо, которое в сводках называется Деминым Игорем, не высказывало отказ (ни прямой, ни косвенный) или нежелание получить денежные средства от лица, которое в сводках называется Русланом. Более того, участник разговоров под именем Игорь и прямо, и косвенно выражает заинтересованность и согласие на продолжение неофициального общения с Русланом (сотрудничества, а позже и получения денег).
Также полковник Колесников заявил, что считает, что предварительное следствие не обеспечило надлежащую защиту его сына в СИЗО. В связи с этим полковник Колесников потребовал проведения в отношении Бориса Колесникова судебно-медицинской экспертизы, после чего в соответствии со ст. 154 УПК России выделить в отдельное производство уголовное дело по ч. 3 ст. 30, п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ, так как, по мнению ветерана МВД, «совершенно очевидно стремление неизвестных устранить его в связи с осуществляемой им служебной деятельностью». «Прошу это расценить в качестве официального заявления в порядке ст. 141 УПК РФ и дать мне официальный ответ в порядке ст. 145 УПК РФ»,— обратился к следователю господин Колесников.