Восемь ученых из России вошли в список самых цитируемых специалистов мира. "Огонек" разбирался: это много или мало?
Сегодня в науке важно не только что-то изобрести, но и интересно рассказать об этом
Фото: Дмитрий Рузов, Коммерсантъ
В хит-парад, выпущенный на днях медиакомпанией Thomson Reuters, попали ученые, опубликовавшие в ведущих научных журналах не меньше 15 работ за последние три года. Это один из самых престижных "рейтингов цитируемости" в мире, по которому определяют, кто в научном мире лучший из лучших. Впереди, по традиции, США: больше всего самых цитируемых исследователей оказалось среди американцев — 1717 человек. На втором месте — Великобритания, откуда в список попали 340 ученых, на третьем — Германия: 164 человека. Стремительно догоняющий самые передовые страны Китай оказался на четвертом месте — там нашлось 160 исследователей, которых много цитировали. В России таких ученых всего восемь (чуть меньше, чем, к примеру, в Израиле — 10).
По словам управляющего директора Thomson Reuters Гордона Макомбера, все эти люди — научная элита мира. Собственно, именно они создают будущее человечества. И, кстати, отдельный список составили из имен тех, чьи работы не только много цитировались, но фактически перевернули сознание научного сообщества, то есть всерьез изменили представление о мире в своей области знаний.
Слова Макомбера не просто фигура речи — по списку ученых легко понять, над решением каких задач бьется сегодня мировая наука: это и ожирение, и физика элементарных частиц, и новые подходы в разработке антивирусных препаратов. Больше всего резонансных научных работ, безусловно, в биомедицине, а именно — посвященных изучению рака и борьбе с ним, актуальнее не придумаешь.
Направления, в которых отличились российские исследователи, таковы: например, физик Аркадий Цейтлин из Физического института имени Лебедева — известный на весь мир специалист по теории струн и супергравитации. Болгарин по происхождению Симеон Дянков, автор известного Doing Business — ежегодного рейтинга мировых экономик, работает ректором Российской экономической школы. А российско-американский химик Александр Кабанов из МГУ разрабатывает способы доставки лекарств в ДНК клетки с помощью наночастиц.
"Огонек" связался с одним из фигурантов списка — Валерием Переваловым из Института оптики атмосферы имени Зуева СО РАН (Томск). Перевалов попал в дружную научную компанию вместе с двумя сотрудниками своей лаборатории теоретической спектроскопии Семеном Михайленко и Сергеем Ташкуном.
— Мы получили большое количество ссылок на наши работы, так как заняты тем, что востребовано в разных областях науки, как в России, так и во всем мире,— объясняет Валерий Перевалов.— Мы создаем базы данных по молекулярной спектроскопии, к которым обращаются ученые, занятые, например, исследованиями планетарных атмосфер.
Лаборатория Перевалова работает сразу с несколькими научными центрами: Европейское космическое агентство использовало данные томичей при изучении атмосферы Венеры, а японцы — для мониторинга метана и углекислого газа в земной атмосфере с орбиты искусственного спутника — это важно в работах по изучению парникового эффекта.
Почему в списке так мало россиян? У Валерия Перевалова свой ответ: в 1990-е — первой половине 2000-х не вкладывались средства в развитие экспериментальной базы, и в итоге единственным научным прибором в лаборатории оказался ум. Им и воспользовались ученые, чтобы создать уникальные теоретические модели, которые с высокой точностью описывают результаты экспериментов. В итоге сегодня в мировой науке сложилось своеобразное разделение труда, и, к примеру, россияне зачастую анализируют данные, полученные коллегами во Франции, Германии, Бельгии, а теперь еще и в Китае.
— У нас очень хороший опыт сотрудничества с китайцами,— говорит Валерий Перевалов.— Мы начали работать с китайским Университетом науки и технологий в начале 2000-х, там тогда была начинающая группа по молекулярной спектроскопии. Прошло семь-восемь лет, и вот они превратились в прекрасный научный коллектив, известный во всем мире.
Эксперты единодушны: китайцы сегодня действительно выбиваются в лидеры мировой науки. Это демонстрируют и индексы цитируемости, где они уверенно идут вверх. Однако есть и критики, не уверенные, что цитируемость — идеальный механизм для определения ценности ученого или целого вуза.
Один из тех, кто попытался проверить существующую систему оценки на прочность,— французский компьютерный специалист Сирил Лаббе из Университета Жозефа Фурье. Не так давно он с помощью специально разработанного алгоритма обнаружил: немалая доля научных работ в крупнейших электронных базах данных — фальшивки. Скандал прогремел на весь мир: сообщалось, что издатели отозвали более 120 попавших под подозрение статей. В таких "трудах" обычно есть грамотно составленный анонс, начало и концовка, а вот в середине идет набор белиберды, сгенерированной компьютером. Лаббе выявил по крайней мере две программы для генерации таких "научных текстов" — по физике и по математике. О результатах его исследования сразу же сообщили ведущие мировые СМИ.
Впрочем, не менее важной и актуальной Лаббе считает проблему "мусорных" научных работ, которые за последние годы буквально завалили журналы. "Огонек" связался с экспертом, чтобы прояснить его позицию.
— Сам процесс публикации меняется — сказывается принцип "опубликуйся или умри",— говорит Сирил.
Фактически ученые вынуждены выдавать все больше малосодержательных текстов, для того чтобы чаще публиковаться. Эта породило новую проблему научного спама и "мусорных" публикаций, которые не несут большой смысловой нагрузки. К тому же, считают эксперты, индексы цитирования вносят разобщенность и разногласия в работу самих ученых. Однако те же самые эксперты признают парадокс: пока ничего лучшего для оценки научного знания человечество не придумало.