Художник и Айдан Салахова – одна из самых влиятельных фигур в российском искусстве. Она может мгновенно определить, кому стоит заниматься творчеством, несмотря ни на что, а кому – не нужно даже пытаться. В творчестве она выступает за отрицание любых внешних ограничителей, стереотипов и общественных установок. А все потому, что, по ее мнению, самое главное для художника – честность высказывания.
Художник per se
В 2011 году на Венецианской биеннале Ваши работы выставлялись в Азербайджанском павильоне. По Вашему мнению, можно ли по творчеству художника судить о стране?
Для меня произведение искусства не имеет пола и национальности. Разделение художников на русских, азербайджанских, украинских меня всегда раздражает, — так же как и деление по половому признаку. Я выросла в советском, многонациональном государстве, в составе которого были и Азербайджан, и Россия. Поэтому в культурном плане я не могу делить себя на какие-то национальности, я себя отношу просто к художникам. Мне было приятно приглашение в Азербайджанский павильон, в котором выставлялись всего 6 художников — из Нью-Йорка, Лондона, Москвы, Баку. Наверное, кто-то судит по творчеству о стране. Но вообще судить произведение искусства можно только в международном контексте.
Художник-галерист
Многие галеристы говорили, что за последние годы им стало сложнее заниматься этой деятельностью. Согласны ли Вы с этим?
Поэтому я и закрыла галерею 2 года назад. Это было сложно, и, несмотря на то, что я была самым успешным продавцом и лидером галерейного движения, дебет с кредитом у нас не совпадал.
Кроме того, поменялись коллекционеры: те, кто начал вкладывать деньги в искусство в конце 1990-х, уже все приобрели. А новый круг покупателей, новая элита – это чиновники, которые в этом ничего не понимают. Сейчас деньги в руках малообразованных людей. И после 23 лет галерейной деятельности мне не захотелось снова объяснять, почему сначала были «Мишки на дереве», потом квадрат Малевича, а потом — инсталляции.
А какими качествами должен обладать галерист?
Он должен быть коммуникатором. Галерист — это переводчик с художественного, духовного языка на материальный. И чем больше у него знакомств, тем успешнее он может стать. При этом у всех галеристов потрясающая интуиция. Они чувствуют тех художников, у которых есть будущее, и сами прикладывают усилия, для того, чтобы это будущее случилось. Они своей верой заражают покупателей, и то, что нравится им, начинает нравиться другим людям. Этому научить невозможно. На Западе многие идут работать в крупные галереи, потому что только в там можно увидеть, почувствовать, как это работает на практике.
Сколько сейчас стоит содержание галереи?
Моя галерея стоила в год 300-400 тысяч долларов, но если со всеми ярмарками, то где-то полмиллиона долларов. При этом эти выставки не окупались: туда нужно было попасть, пройти экспертные жюри, но денег это не приносило. Каждый год мы представляли страну на 5-6 ярмарках. В других странах министерства культуры оплачивают стенды, если удалось попасть на престижную площадку, но у нас этого не делалось. Поэтому страну представляли частные галереи на свои деньги, часто ничего не продавая. Это огромная трата денег, из-за которой зарабатывать у галереи не получается.
Закрытие Вашей галереи произошло все-таки по финансовым причинам или, как Вы говорили раньше, из желания больше времени уделять собственному творчеству?
Я и финансы - это несколько разные вещи. Но мой финансовый директор подсчитал, что галерея продала в год произведений искусства на 160 тысяч долларов, а моих работ было продано на полмиллиона евро. Тогда я поняла, что делаю что-то не то, и лучше заняться собой.
Художник и планы
Вам удалось заняться собой за эти два года? Какие у Вас дальнейшие карьерные планы, мечты?
Я только собой и занималась. Никогда особо мечты не выстаиваю, все как-то случайно получается. Мной занимается, к примеру, галерея «Квадра» в Дубае, в сентябре у меня там была очень успешная выставка. Теперь я планирую выставку в 2015 году в Лондоне. Это новый проект, уже сейчас начинаю к нему готовиться. Там и скульптуры будут, и живопись, и совсем новые вещи, которые я пока не буду описывать.
А какие свои работы Вы представите на фестивале «Зеркало»?
Там будет много работ, в том числе - из проекта «Саспенс», много видеопроектов. Несколько видеоработ должны были проецироваться на живопись, они были созданы не для экрана. Но на фестивале они будут представлены в кинозале, и я немного нервничаю, как это будет воспринято.
Художник и власть
Часто ли Вам приходилось сталкиваться с острой реакцией со стороны властей на свое творчество, и как Вы с этим справлялись?
Я стараюсь жить параллельно государству. Мне не очень нравится, что власти обратили внимание на современное искусство. Конкретно меня это коснулось только один раз, как раз 2011 году на Венецианской биеннале, когда Министерство культуры Азербайджана запретило показывать мои работы. Это было неприятно, но они мне сделали такой подарок, что после этого у меня стали расти цены на работы. Так что спасибо им большое за этот конфликт. С нашим государством мы особо не контактируем – просто приходится перед экспозицией вешать табличку «18+».
С другой стороны, произведения искусства часто подчеркивают, высвечивают какие-то проблемы современного общества. Так, претензия к одной запрещенных к показу в Азербайджанском павильоне работ – к диптиху «Черный камень» заключалась в том, что я якобы специально сделала эту скульптуру вагинальной формы, и это может оскорбить мусульман. Хотя это была точная копия Черного камня из Мекки. Единственное, что я добавила – это вытекающую из камня слезу. На этом диптихе проявилось все, что творится сейчас в постсоветских республиках: у них еще остались советские методы работы, при этом они сами не понимают – светские они или религиозные государства. Это такое смешение, диссонанс самоидентификации.
Вы сказали, что стараетесь жить параллельно с государством. Зачем Вы тогда участвовали в деятельности Общественной палаты России?
Для меня это предложение войти в Общественную стало большой неожиданностью. Сначала мы думали, что это налоговая пришла, потом что это какая-то художественная шутка. Только когда позвонили из администрации президента, мы поняли, что все серьезно. Я 2 года ходила на какие-то комиссии и пыталась проработать статус творческого работника, которого у нас нет. Потому что если Вы художник и не зарегистрировали ИП, то доказать, что Вы – автор своих работ и получаете деньги по договорам в принципе невозможно, получается, что Вы продаете свою собственность. Чтобы считаться производителем, нужно обязательно быть членом союза художников или зарегистрировать ИП. В результате у людей возникают большие сложности с пенсиями и прочим. Я тогда попробовала что-то изменить. Но Общественная палата – это орган, который дает рекомендации, а не принимает законы.
Художник-женщина
Считаете ли Вы свое искусство религиозным?
Нет. Я про женщину.
Вы надевали чадру. Зачем Вы это делали?
Это было некое исследование. Всем девушкам советую. Это очень комфортное состояние, когда вы сами закрыты чадрой, но у вас открыты глаза — тогда появляется потрясающее чувство внутренней свободы. Вы хотите – улыбаетесь, хотите – злитесь, раздражаетесь.
Вам интересна женщина в западном мире или в восточном?
Вообще в мире. Мы живем в мужской концепции мира – что в восточных странах, что в западных.
Как может быть изменена эта мужская концепция мира?
Когда женщина переосмыслит какие-то свои ценности и поймет, как она сама хочет жить.
Что женщинам нужно понять про себя?
Я все время говорю про двойственность женской натуры. Та же чадра: с одной стороны, это форма очень красивая, с другой — когда вы ее надеваете, вы остаетесь наедине со своими внутренними переживаниями, предоставлены сами себе. Вся моя последняя выставка была про то, что если женщина будет сама с собой честна, она сможет выстроить правильную жизнь для себя, а не ту, что которая ей навязывается общественностью. Женщина должна понять свое женское начало, свои предпочтения, которые ограничены общественными установками.
Какие качества Вы цените в мужчинах?
Все. На самом деле у женщин есть иллюзия, что мужчина должен быть красивым, богатым, отцом хорошим, и любовником замечательным, и денег приносить, и поговорить уметь. В жизни такого не бывает. Не надо поддерживать эту иллюзию. Когда она пройдет, вы всех мужчин начнете любить и уважать, потому что с одним можно поговорить, с другим — сходить в ресторан, с третьим – детей воспитывать. Мужчины разные, и невозможно все качества засунуть в одного человека.
У Вашего мужчины какое качество главное?
Сейчас у меня мужчина душевный очень.
А в женщинах Вы что цените?
Честность. Если Вы понаблюдаете, то заметите, что женщины сами все время себе врут, правды никогда не говорят. Ложь – это когда женщина говорит одно, думает другое, делает третье. Когда человек сам не понимает, где у него правда – это самое страшное.
Как Вы вышли на женскую тему?
Во-первых, я на женскую тему пишу, потому что я сама женщина и не могу залезть в голову к мужчине. Все, что пропускаешь через себя – это наблюдение и взгляд на женский мир изнутри.
В чем мужская концепция мира ограничивала лично Вас?
Что нужно выходить замуж, например. Это навязанная женщине роль. Я понимала, что для меня она не очень комфортная.
Почему женщина не может исследовать мужской мир?
Как наблюдатель и пользователь может. Мужчина-художник тоже исследует женщину как пользователь.
Какие женщины Вас вдохновили?
Луиза Буржуа и Тамара Лемпицки. У Лемпицки потрясающая живопись, а Буржуа – жизненный путь.
Художник и понимание
Какой уровень образования нужен, чтобы воспринимать современное искусство и быть в нем компетентным?
Если Вы следите за рынком искусства, то в начале 1990-х «новые русские» покупали все те имена, которые были опубликованы в школьном учебнике «Родная речь» — Левитана, Репина. Этот учебник был главным для них показателем, что покупать. Поэтому рынок русского искусства 19 века двигался с 1993-1998 год, потом покупатели передвинулись к началу 20 века, потом – стали приобретать немного современного искусства. Поэтому образование, то, что публикуется у нас в учебниках, – это очень важно. Это влияет на мировоззрение и культурный уровень каждого человека. А так как квадрат Малевича вообще никто не преподает и не публикует, я считаю, что у нас еще рынок не будет развит еще лет 50.
Какое понимание Вы стараетесь донести своим студентам? Какой главный посыл?
Чтобы докопаться до самих себя, должна произойти большая ломка. Нужно посмотреть в глубину своей души, понять, чего по-настоящему хочется. Когда эта ломка происходит, начинается рождение творческого начала. В Суриковском пишут то, что видят, а не то, что думают и не то, что считают по этому поводу. Я стараюсь научить их писать то, что они сами хотят казать.
Был отец таким наставником для Вас? Когда Вы захотели пойти по его стопам?
Я с детства рисовала, но не собиралась быть художником. Я прошла вне конкурса в физико-математическую школу, но отказалась от нее, потому что захотела в биологическую. А параллельно занималась в краснопресненской художественной школе, но оттуда сбегала в биологический кружок зоопарка (КЮБЗ). Писала работы по черным макакам, я помню. Хотела поступать на биофак и быть генетиком. Но поскольку я все время рисовала, то родители понимали, что лучше из меня делать художника. И они меня обманули: сказали, что только из двух школ не будут забирать в колхозы, поэтому мне лучше сначала поступить в художественный, а потом уже на биофак. И потупив, я забыла про биофак, естественно. А в Суриковском институте отец был моим преподавателем. Он всегда корректировал мои работы, мог посоветовать что-то с точки зрения академической, визуальной. И я его всегда слушала. Но он никогда не трогал концепцию.
Художник и деньги
Что для художника важнее – собственное творчество или коммерческий успех?
Для художника всегда важнее его собственное творчество. Но жизнь так складывается, что Вам приходится заниматься чем-то для денег – брать заказы, расписывать стены в бассейнах, церкви. Это многих ломает.
Художник должен быть голодным?
Нет, он не должен быть голодным. Я всегда всем объясняю, почему молодой художник-студент стоит не меньше 500 долларов. Потому что ольховая кисточка, которая стоит 300, 400, 500 рублей расписывается за 3-4 часа активного писания. Плюс краски. Творить свободно, не думая о том, что у тебя нет холста, или тебе не хватит краски, очень сложно. Последние деньги художник потратит на кисти, а не на бутерброд.
Какие еще проблемы художников Вас беспокоят? Что Вы хотели бы изменить?
Так как преподаю в Суриковском институте, меня волнует вопрос трудоустройства молодых художников. В советское время была какая-то система распределения. Тогда я к этому относилась ужасно. Но в этом определенный смысл был. Теперь после окончания художественных институтов, людям некуда идти, им выжить очень сложно. Те же художественные материалы - очень дорогие. Многие заканчивают художественные институты, но перестают быть художниками. От этого обидно. Должна быть какая-то государственная система поддержки хотя бы первые 2-3 года после окончания института.
Художник и идея
Как у Вас появляются творческие идеи?
Картинка приходит и все. Идеи появляются в основном в сидячем или лежачем положении, не на бегу. Когда к вам пришла идея, это как ребенок, пока вы его не родите, это такое мучение, ужасное состояние. И нужно реализовать задумку, чем быстрее, тем лучше. А потом появляется новая идея – и все заново.
Вы критически относитесь к своему творчеству?
К своему творчеству я отношусь очень критично. Я сразу вижу недостатки, пытаюсь их устранить, это мучительный процесс. У меня очень сильный внутренний цензор. Если бы его не было, наверное, я бы больше творила. Недостатки могут касаться только визуального образа, но не идеи, не концепции.
Вы все свое время посвящаете одному проекту, одной идее или сразу нескольким?
Параллельно я делаю очень много вещей. Я не могу себя ограничивать, не буду выбирать один проект из нескольких. Я каждый день работаю, с 4 до 12 ночи. Даже если плохое настроение — тогда тем более надо работать. С момента возникновения идеи – ты ремесленник, тебе нужно сделать визуальный образ. Художник - раб собственной идеи.