«Все в порядке с ностальгией, а аналитики почти нет»
Создатели виртуального «музея 90-х» о своем проекте
«Музей 90-х» — совместный интернет-проект фонда Егора Гайдара и Colta.ru. На сайте музея собираются фотографии и видеозаписи 90-х, документы из домашних архивов, частная переписка, а также публикуются интервью с экспертами, публичными персонажами и обычными людьми. По идее создателей, пополнить коллекцию музея может любой человек, который готов поделиться своим опытом жизни в 90-е или характерными артефактами того времени. Авторы проекта Илья Венявкин, Катерина Беленкина и Анна Немзер рассказали Weekend об устройстве музея и его шансах превратиться из виртуального в реальный.
Как появилась идея
Илья Венявкин: Разговор о 90-х, который происходит в медиа, не слишком продуктивен. В нем участвуют в основном бывшие герои 90-х, они продолжают свои старые споры со старых позиций, и, судя по всему, ничего нового из этого разговора не получается. Позиции заявлены, а дальше происходит пробуксовка или спор заменяется мифом о «лихих 90-х». Мы в фонде Егора Гайдара стали думать, в каких формах такой разговор можно вести, сделали цикл открытых лекций о 90-х, и в процессе стало понятно, что в зале всегда довольно много молодых людей, готовых об этом времени спокойно разговаривать, но плохо информированных. Посмотрев по сторонам, мы увидели, что есть разного рода проекты, в том числе музейные, направленные на то, чтобы осмыслить недавнее прошлое. В частности, музей ГДР в Берлине, который, конечно, очень отличается от музеев, к которым мы здесь привыкли. У нас споры ведутся о действиях государства и правителей и достаточно редко обсуждается человек и его личный опыт, история повседневности, история человеческих переживаний — то, что давно вышло на первый план в европейской музейной традиции. Все это привело к идее создания музея 90-х, хотя это довольно условное название. Музей чаще всего возникает, когда по поводу события, человека или явления, которым он посвящен, существует что-то вроде консенсуса. Когда история уже законсервирована, когда более или менее общая интерпретация ясна и понятно, что можно выставить в музее. Поэтому то, что мы делаем, это игра в музей, провокация, попытка узнать у наших «посетителей», наших читателей, как они отнесутся к самой идее, насколько это возможно, насколько эта эпоха заслуживает отдельного осмысления, как она может жить в музейном контексте. При этом, когда ты в разговоре с друзьями произносишь словосочетание «музей 90-х», оно срабатывает: люди включаются и сразу начинают что-то придумывать. Каждый понимает это по-своему, но каждый верит, что это можно сделать.
Как это сделано
Катерина Беленкина: Это виртуальная площадка, которая обещает наполняться совершенно разными по типу и по смыслу материалами. Когда мы сидели на встрече с «Кольтой» и пытались проговорить какие-то тэги, ключевые слова времени, чаще всего звучало слово «свобода», поэтому мы сошлись на том, что будет четыре «зала»: «Cвобода слова», «Свобода выбора», «Свобода дела» и «Свобода быта». В этих залах мы размещаем интервью, документы, фотографии и еще какие-то артефакты 90-х. Придумывая, какие экспонаты попадут в музей, мы, конечно, вынуждены себя ограничивать: в 90-е было множество явлений, о которых мы не расскажем. Но в целом эта искусственная концептуальная сетка — со сквозной темой свободы — работает. Каждый из наших собеседников сам по несколько раз произносит слова «эпоха» и «свобода», что на самом деле совсем неочевидно: это значит, что 90-е воспринимаются как цельная эпоха и что мы угадали с ключевым словом.
Что было сложнее всего
Анна Немзер: Создается странное впечатление, что периоды более ранние люди помнят лучше, чем 90-е. Мы недавно пережили двадцатилетие октябрьского путча 93-го года, многие издания опубликовали интервью с участниками тех событий,— и тут стало ясно, что от памяти не осталось ничего. И самым сложным для меня было это ощущение песка, уходящего сквозь пальцы, тоска по несуществующему архиву. Когда не на что опереться, начинается борьба с собственной памятью: можно сколько угодно понимать, что никакого «на самом деле» не существует, но трудно смирить с этим свои собственные воспоминания. Пришлось проверять свою память и смещать героев с насиженных мест. Могу привести такой пример сдвига стереотипа. Я пересматривала программу «Взгляд», где сначала шел репортаж с антисионистского митинга в Измайлове и Владислав Листьев брал интервью у митингующих, те говорили: «дайте нам эфир, дайте нам поговорить с этими вашими Познером и Коротичем, мы их задавим!». Дальше показывали студию, где Листьев говорил: «Я договорился о встрече в нашем эфире Познера, Коротича и этих митингующих». Собеседник Листьева, которого камера показала не сразу, ответил ему примерно так: «Вы думаете, эти шариковы смогут говорить с Познером и Коротичем? Никогда! Язык интеллигентных людей покажется им латынью» — здесь камера показывала собеседника, им оказывался Станислав Говорухин. Понятно, что в тот момент Говорухин еще актер «Ассы», а не автор «Ворошиловского стрелка», но все равно сегодня невозможно себе представить такую его реплику.
Что дальше
Илья Венявкин: Я хорошо могу себе представить, что из этого проекта выйдут альбомы или книги. Но для начала нам важно увидеть отклик на проект — не только в виде просмотров и лайков, но и в виде воспоминаний и артефактов: документов, фотографий, писем, дневников и т. д. Нам бы очень хотелось, чтобы люди начали делиться с нами тем, что сохранилось в их домашних архивах. Ведь 90-е (особенно их начало) — это последняя доцифровая эпоха; все то, что после, уже будет в компьютере или в интернете, и я не знаю, как будущие историки будут все это вылавливать. Что отдельно меня расстраивает, так это отсутствие научно-популярных книг о нашей недавней истории. Есть «Гибель империи» Гайдара — и это практически все. Есть мемуары, есть интервью, есть «Намедни». Все в порядке с ностальгией, а аналитики почти нет. Я очень надеюсь, что наш музей станет стимулом для того, чтобы такая рефлексия появилась. Вообще же этот проект — пилотный. Может быть, музей останется разделом «Кольты», может, превратится в самостоятельный сайт, может — ляжет в основу реального Музея 90-х.