Первая психическая

Ракурс

Почему раны войны 1914-1918 годов не лечатся до сих пор

Европа уже охвачена репетициями торжеств, конференций, а трудов, объясняющих, как противостояние вековой давности изменило цивилизацию, и вовсе не перечесть. Впрочем, профессиональные дискуссии по-своему содержательнее глобальных. Одна из таких — о том, как Первая мировая изменила медицину, от переливания крови и протезирования до лечения расстройств психики и организации здравоохранения в целом. Еще бы: люди никогда не пытались уничтожать друг друга в таких масштабах, а значит, и не пытались в таких масштабах лечить.

В Бельгии, на территории которой бои шли годами, сразу два музея посвятили совместный проект ранам, которые та война нанесла не только телам, но и душам. Позже это явление назовут посттравматическим синдромом и будут обнаруживать после всех массовых войн — мировых, гражданских, колониальных. О том, почему Первая мировая стала одновременно и первой психической, "Огоньку" рассказал Патрик Аллегарт, художественный руководитель Музея психиатрии доктора Гислена в Генте, где проходит выставка "Солдаты и психиатры. 1914-2014".

— В качестве партнера для совместной экспозиции вы выбрали музей с необычным названием — "На полях Фландрии", там выставка называется "Солдаты и скорая помощь. 1914-1918". Почему?

— Прежде всего этот музей находится в городке Ипр, а он в годы Первой мировой войны был одной из ключевых точек северного участка Западного фронта. Ипр был постоянно окружен германской армией, подвергался бомбардировкам, здесь развернулось четыре сражения, и, наконец, это рядом с ним немцы впервые применили химическое оружие.

Именно в силу такого накала бои под Ипром и дают представление о медицинской помощи в ту войну. Главный вывод — по сути, ни одна страна не была готова к последствиям применения новых вооружений. Союзники, например, не успевали ни эвакуировать, ни лечить потоки раненых, их спасение легло на плечи добровольческих медбригад, которые создавались по частным инициативам гражданских лиц.

— Как относились к психологическим травмам в годы Первой мировой, когда было важно вернуть солдат в строй как можно быстрее? Ведь поначалу эти травмы, в принципе, отрицали?

— Вы правы, с психиатрической помощью в годы Первой мировой войны дело обстояло еще хуже, чем с обычной медпомощью. Фламандский писатель Стефан Бряйс в книге "Почта для госпожи Бромли" так описывает реакцию военных на психические расстройства в начале войны: "Я слышал рассказы о солдатах, которые внезапно сходили с ума, теряли голос или начинали бесцельно двигаться. Обычно это считалось симуляцией, и вместо того, чтобы отправиться домой, они представали перед трибуналом".

Изменения поведения после стресса воспринимали как проявление трусости — за это наказывали. Но вскоре выяснили, что "слабаков" от этого в армиях меньше не становилось, больше того, их доля была примерно равна и среди рядовых, и среди офицеров. В первую очередь болезнью стали признавать последствия снарядного шока — психического состояния, вызванного сильным стрессом. Но шло это очень непросто. В Англии, где в 1915-м термин "снарядный шок" был впервые введен в обращение, через два года, в 1917-м, был издан приказ, запрещающий употреблять это словосочетание в документации, в том числе военно-медицинской.

— После того как факт психических болезней, полученных на войне, начали признавать, как это сказалось на судьбе пострадавших военнослужащих?

— Если возникали сомнения в их искренности, а именно так чаще всего и бывало, дело разбиралось военным трибуналом. Решение во многом зависело от рекомендаций врачей, которым навязывали роль следователей. Они должны были объяснить, что именно произошло с пациентом и насколько его участие в конкретных военных действиях определило наличие демонстрируемых симптомов. Тех, кого признавали больными, могли отправить в лечебные центры на родине или неподалеку от фронта. Последний вариант был связан с распространенной теорией, что своевременная помощь вблизи линии фронта поможет преодолеть шок и не даст ему развиться в тяжелое психическое расстройство.

Перед военными врачами был трудный выбор. Армии нужны были солдаты, а признанные больными таковыми уже не являлись. Их нужно было вылечить и как можно скорее вернуть на фронт, причем тот факт, что на фронте даже офицерам редко удавалось прожить больше трех месяцев, был известен и врачам, и их пациентам. Что касается методов лечения, то использовались психотерапия, гипноз, техники внушения, психоанализ, в некоторых случаях физиотерапия и водолечение. В Германии широкое распространение получила трудовая терапия.

— Солдат с психическими заболеваниями общество поддерживало?

— Нет, эта группа полностью игнорировалась, но тут сложно кого-то винить. Во-первых, и врачи-то не всегда понимали, что именно происходило с пациентами после стресса, а обычные люди были и вовсе не в состоянии отличить признаки заболевания. Инвалид без руки — герой, а тот, кто вдруг начинает дрожать или заикаться,— паникер, трус. Во-вторых, сведения о психически больных не были доступны близким: медперсоналу было запрещено рассказывать, что происходит в клинике. Те же правила распространялись и на солдат, сильно изуродованных в результате ранений. Власти опасались, что деморализующий эффект подстегнет дезертирство.

— Как изменила Первая мировая представление о реакции психики на чрезвычайные обстоятельства?

— Ожидалось, что после войны вызванные ею психические проблемы исчезнут, но этого не произошло. Хронический военный невроз стал еще одним признанным диагнозом, вслед за снарядным шоком, однако к началу Второй мировой войны опыт предыдущего масштабного конфликта был практически забыт. Тема психических травм для европейских государств стояла далеко не на первом месте. Современное представление о посттравматическом стрессовом расстройстве сложилось только в 1980-е годы. Толчком послужил опыт изучения американских ветеранов вьетнамской войны. Тогда же психиатры заговорили о закономерностях в симптоматике и лечении больных, переживших различные травматические ситуации, не только связанные с боевыми действиями, но и другие, от изнасилований до крушения поездов. Сегодня ситуация и вовсе иная — об этом говорят не только специалисты, сюжет перестал быть узкомедицинской темой. Об этом даже музыку пишут. Очень хочу послушать оперу "Снарядный шок". Премьера пройдет 24 октября в брюссельском оперном театре De Munt. Музыку написали австралиец Ник Кейв и бельгийский композитор Николас Ленс.

Беседовала Анна Прийдак, Гент

подпись

Война открыла не только новые способы убивать, но и новые способы лечить людей. На фото — английский военный художник и врач, создатель пластической хирургии Генри Тонкс

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...