Выставка современное искусство
На выставке Михаила Толмачева "Вне зоны видимости" в Центральном музее вооруженных сил РФ слова и картинки выглядят грозным оружием
Фото: Геннадий Гуляев, Коммерсантъ / купить фото
При поддержке фонда "Виктория — искусство быть современным" молодой художник Михаил Толмачев открыл в бывшем Музее советской армии выставку о том, как и зачем на протяжении последних 100 лет изображали войну. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
В третий раз фонд "Виктория" закинул невод в тихие заводи малопопулярных московских музеев — и наконец удача. Выставке о деньгах ("Президиум ложных калькуляций", см. "Ъ" от 3 апреля 2012 года) частный Музей предпринимательства выделил руинированный первый этаж своего особняка. "Педагогической поэме" (см. "Ъ" от 17 ноября 2012 года) современных левых художников и мыслителей пришлось ютиться в маленькой комнатке мемориального музея "Красная Пресня", а планы-то были — вписаться в основную экспозицию, поговорить с прошлым. У художника Михаила Толмачева получилось вторгнуться в саму ткань музейного повествования. Во всех залах ЦМВС стоят серые конструкции с экспонатами и видео, рассказывающие о тех приемах, которые художники на протяжении 100 лет использовали в показе войны. Тут есть вещи хрестоматийные, как, например, рисунки Николая Жукова во время Нюрнбергского процесса, есть полузабытые — живопись и видеосъемка бетакамом из Афганистана. Все эти вещи музейному процессу не чужды, разве что отрывки из телевещания госканалов трудно представить себе в классической экспозиции. Да и приглашать художников для того, чтобы они свежим взглядом посмотрели на музей, в Европе давно стало хорошим тоном. Хороший пример — работа "5 мая 2007 года, Багдад" англичанина Джереми Деллера в Имперском музее войны в Лондоне. Деллер вывез из Ирака уничтоженную снарядом машину и выставил ее рядом с танками и зенитками, достижениями британского ВПК.
У нас ситуация другая — музеи приходится уговаривать. А конкретно ЦМВС РФ и вовсе не страдает абстрактным гуманизмом, позволяющим британским коллегам помнить о жертвах, прославляя победу. Музей остался памятником эпохи холодной войны. Дух современности в его экспозиции отсутствует. Все экспонаты, подписи, стенды, панорамы и манекены в форме сливаются в единый патриотический орнамент, в котором утопает невооруженный глаз. О холодной войне напрямую говорят музейные решения, достойные самых отъявленных концептуалистов. В двух местах основной экспозиции зритель встречается со светодиодной трубкой с красными огоньками внутри: сначала она появляется в коридорчике с экспозицией о фашистских концлагерях, снабженном копией лозунга "Arbeit macht frei", затем опоясывает обломки сбитого в 1960-е годы американского самолета-разведчика. Суть параллели объяснять не нужно, и, надо сказать, она стала еще нагляднее — с тех пор как "крымнаш". Такого рода приемы за двадцать с лишним лет новой России ушли из большинства столичных профильных музеев. ЦМВС остался носителем четкого образа врага. Его руководители, силовики по профессии, ориентиров за это время не меняли. Получилось, что часы музея раз в поколение идут синхронно с геополитическими притязаниями властей: антиамериканская риторика и борьба с фашизмом снова актуальны в арсенале государственной пропаганды.
Толмачев подчеркивает эту стойкость убеждений, а не борется с ней. Основную экспозицию художник превратил в греческую вазу с бесконечной вереницей воинов. Если раньше все начиналось с Первой мировой и кончалось Афганом, то теперь зритель может бесконечно кружить по музею и вспоминать рассуждения из полюбившегося россиянам сериала "Настоящий детектив" о том, что время — плоский круг, на котором все повторяется бесконечно. Между началом и концом музея Толмачев выстроил транзитную зону об актуальных конфликтах. Здесь зрителю предлагается надеть наушники и бродить между пустых витрин с радиопередатчиками. В определенных местах зала начинает ловиться сигнал — обрывки теле- и радиопередач с трагическими или абсурдными текстами. Вот голос нынешнего президента РФ Владимира Путина рассказывает о напряженности в Абхазии, где "миротворцы с грузинской стороны стреляли по российским миротворцам". В пустом зале начинает отчетливо пахнуть Оруэллом и сентенциями Большого Брата: мир — это война! Главным выводом из выставки, однако, становится не ужас перед мифологией и индустрией войны, а ясное понимание того, что в военное время все рациональные наименования участвующих в боевых действиях сил больше не имеют ни определений, ни веса. Слова и образы волей-неволей становятся оружием, штык равен перу — и об этом надо все время помнить. Пальнешь вот с плеча из базуки, а отдача такая, что и себе плечо сломаешь, и своим лбы расшибешь.