Полиция нашла подозреваемую в ложном сообщении о бомбе в "Пулково". По данным МВД, 17 мая 28-летняя жительница Санкт-Петербурга позвонила в полицию и сообщила о том, что в аэропорту заложена бомба. Ведущие Наталья Жданова и Максим Митченков обсудили эту тему с Андреем Бильжо — известным художником, писателем и ресторатором, а по образованию психиатром.
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
После сообщения о бомбе аэропорт "Пулково" был закрыт, на подъезде к нему образовались многокилометровые пробки. Опасающиеся опоздать петербуржцы толпами бежали со своим багажом к аэропорту вдоль дороги. Бомбы в новом терминале аэропорта в итоге не нашли.
Н.Ж.: Я не видела, кстати, подробностей этого сообщения, что там дальше было, но сообщения вот о таких людях, которые звонят и сообщают о заложенных бомбах, появляются чуть ли не ежемесячно, то есть это не единственная такая дама попалась тут раз в год. А что движет этими людьми, которые звонят?
А.Б.: Вот смотрите, получается такая вилка, такие ножницы: с одной стороны, есть такое слово "бдительность", да? И это здорово, когда люди бдительны. А с другой стороны, есть такое слово "подозрительность" — излишняя подозрительность или, как говорят психиатры, "паранойяльность", то есть человек везде и во всех видит шпионов, диверсантов, и это страшное слово — "террористов". И вот как развести эти два понятия: бдительность — это хорошо, а паранойяльность — это плохо. Вот это какая-то совсем сложная штука. И поэтому, увеличивая и воспитывая в людях бдительность, мы таким образом воспитываем в людях подозрительность, паранойяльность, ну и так далее. Я вспомнил такой случай: я ехал за памперсами для своего сына, это было давно, как вы понимаете, в магазин "Смена", что на "Соколе". Я ехал в троллейбусе, и, как сейчас, у меня много всяких записных книжечек, я в эту записную книжку что-то записывал, какие-то темы карикатур, ну и так далее. И ко мне подошел какой-то человек слегка подшофе и говорит: "А что вы там записываете такое?". Я говорю: "А какое твое дело, собственно говоря? Что хочу, то и записываю". И он так немножко отошел, потом я вышел из троллейбуса, пошел за памперсами, а он за мной. Я покупаю пачку памперсов, выхожу с памперсами, он за мной. Я иду в сторону метро "Сокол", он идет за мной и так на меня смотрит как-то и говорит: "А куда ты сейчас идешь, что ты купил, а что ты записывал?". Я ему еще раз сказал: "Отстань". Потом уже стал включать вот эти запрещенные слова для радио и телевидения, но пока не очень запрещенные в бытовой речи, и потом, представляете себе, он собрался ехать со мной вообще домой, он просто сидел у меня буквально на спине, и потом достает удостоверение какое-то и показывает его мне. И вот я нашелся, я выхватил это удостоверение, позвал хорошего советского милиционера, который стоял рядом, настоящего, и сказал ему: "Этот человек меня преследует". Человека забрали в милицию вместе со мной и памперсами, где выяснилось, что удостоверение поддельное, а он такой ловец шпионов. И он стал там говорить, что я записывал, что "вот этот парень, — еще тогда не совсем лысый, а лысеющий в очках с усами, — что-то записывал в книжечке". И вот это стало ему подозрительным. Вот это называется паранойяльность и подозрительность, особенно, когда человек "под шафе", "под мухой" и в состоянии алкогольного опьянения — вот это опасно. Как развести — пускай думают сотрудники ФСБ.
Н.Ж.: А такая подозрительность характерна для граждан разных стран, или вот в какой-то стране больше? В нашей, например.
А.Б.: Я подозреваю, что это характерно для всех, но для нашей особенно. Потому что скажу вам, что так называемая "генетическая память" со всеми тридцать седьмыми годами и советским периодом, который сейчас возвращается, от этого избавиться очень и очень сложно, поверьте мне. Вот этот индуцированный бред, о котором я как-то рассказывал и еще расскажу, я думаю, не раз, и вот эта накачка, и вот эта пропаганда, этим легко заболеть, но вылечиться от этого трудно. Я вам скажу, что когда прохожу паспортный контроль и вылетаю куда-то из страны, у меня все время звучит в голове, я представляю себе таможенника или таможенницу, который берет мой паспорт, смотрит в него и говорит: "А, Андрей Георгиевич Бильжо, отойдите, пожалуйста, в стороночку, с вами будет отдельный разговор". И как только я пытаюсь ей возразить, я так вижу эту картинку, я говорю: "Да что вы, у меня же все в порядке". А она мне говорит: "Отойдите в сторону, вы мешаете очереди, следующий проходите, Бильжо, отойдите, я вам сказала, в сторону, нечего здесь разговаривать, мы с вами поговорим отдельно, в другом кабинете".