Количество судебных споров в России растет, но не стоит воспринимать это как негативную тенденцию, полагают эксперты. Старший партнер юридической фирмы "S&K Вертикаль" Константин Крутильников в интервью корреспонденту BG Кристине Наумовой рассказал о ментальных особенностях российского бизнеса, о причинах корпоративных конфликтов и о том, как их избежать.
BUSINESS GUIDE: Есть ли тенденция увеличения судебных споров в рамках корпоративных конфликтов? С чем это связано?
КОНСТАНТИН КРУТИЛЬНИКОВ: Если рассматривать судебную статистику, то количество корпоративных споров растет. Наши же собственные наблюдения показывают, что количество корпоративных конфликтов не уменьшается, последние 15 лет их число стабильно высокое. Я бы не сказал, что эти цифры означают усиление корпоративной борьбы или какой-то агрессивной составляющей в экономике. Корпоративный конфликт — это нормальное явление, в отличие от рейдерства или других преступных схем захвата собственности.
BG: Существуют ли возможности досудебного урегулирования конфликтов?
К. К.: Безусловно. Не так давно в одном деле мы смогли стороны убедить решить все до суда. И, несмотря на то, что общая стоимость активов, ставших причиной разбирательства, превышала $500 млн, а противники были настроены очень жестко, все закончилось переговорами и миром. Просто мы достаточно четко объяснили сторонам, что к концу разбирательства $500 млн могут легко превратиться в 500 млн рублей, и не из-за оплаты наших услуг, а потому, что бизнес может перестать функционировать.
Как ни парадоксально, иногда бывает и обратная ситуация. Одна из сторон может видеть улучшение своей корпоративной позиции и увеличение стоимости пакета акций именно через конфликт и судебный спор. Большинству людей по природе своей не хочется жить в состоянии войны, но я настоятельно рекомендую руководствоваться не эмоциями и комфортом, а жестким расчетом. Если конфликт с большой долей вероятности решит проблему и восстановит нарушенные права, то в него нужно идти без лишних переживаний. Примеров, когда люди теряли бизнес только лишь потому, что им не хотелось на некоторое время работать в условиях сугубо правового конфликта, предостаточно.
BG: Можно ли выделить самые "проблемные" отрасли?
К. К.: Помимо классических конфликтов, связанных с недвижимостью, сейчас мы наблюдаем повышенную конфликтность в банковском секторе, среди компаний — держателей госконтрактов, а также в корпоративных структурах, построенных с использованием офшорных схем.
BG: Есть ли тенденция к увеличению банкротств на фоне нестабильной экономической ситуации?
К. К.: Банкротство — это совершенно другая история, если в корпоративных конфликтах основные действующие лица — это акционеры и органы управления, выяснение отношений происходит внутри компании, то в банкротстве главную роль играют кредиторы и арбитражный управляющий, права собственников бизнеса и менеджмента сильно ограничены.В нашей практике доля банкротных процессов растет быстрее, чем корпоративных споров. Мы это объясняем не только ростом долговых обязательств банкротов, но и более широкими возможностями закона о банкротстве по сравнению с корпоративными нормами в части перераспределения активов.
BG: Можно ли констатировать большое количество M&A-сделок на российском рынке в 2013-2014 годах? Почему? Как часто они сопровождаются конфликтами?
К. К.: Если сразу после кризиса 2008 года объем сделок рухнул, то последние несколько лет рынки стали показывать активность. Хорошо подготовленные M&A-сделки конфликтами, как правило, не сопровождаются, а вот сам корпоративный конфликт — хорошая возможность провести слияние или поглощение. Существуют компании, которые специализируются на корпоративных конфликтах, это их бизнес. Самая заметная в России — это компания "А1" , инвестиционное подразделение "Альфа-Групп". Это называют бизнесом "специальных ситуаций", когда намеренно приобретаются акции у стороны корпоративного конфликтов, потом спор различными способами завершается, стоимость бизнеса увеличивается, а затем он продается.
BG: Есть ли у российского бизнеса особенности, может быть, ментальные, исторически сложившиеся, которые сказываются на корпоративных конфликтах?
К. К.: Прежде всего это активное участие правоохранительных органов в выяснении корпоративных отношений, когда противоборствующие стороны с поводом и без повода обращаются за уголовно-правовой защитой, обвиняя друг друга в рейдерстве и других преступлениях. Очень часто уголовные дела играют решающую роль в разрешении корпоративных конфликтов. Наверное, в трети конфликтов, которые мы вели, работа уголовного адвоката имела решающее значение. Вторая особенность — часто причиной корпоративных конфликтов становятся обстоятельства личного характера, неприязнь партнеров, когда совместный бизнес становится заложником выяснения личных отношений. Сейчас мы участвуем в конфликте акционеров российско-украинской компании, который начался с политического спора на не имеющую отношения к бизнесу тему. Тем не менее могу не без гордости сказать, что мы не раз в таких ситуациях брали на вооружение логику и здравый смысл и убеждали клиента прекратить бессмысленную войну. В таких историях очень важны позиции юристов со всех сторон, основная задача которых не раздувать конфликт, а юридически гасить его. Третья особенность — точка почти во всех крупных конфликтах ставится в зависимости от позиции крупных государственных чиновников, государство активно вовлечено в споры хозяйствующих субъектов, да и сам крупный бизнес всегда запрашивает мнение государства. С ответственностью могу утверждать, что несколько масштабных корпоративных конфликтов были прекращены благодаря сигналу сверху. Но что важно, правовая позиция все равно имела значение, и стороны просто попросили наконец прийти к какому-то решению. Если бы одна из сторон игнорировала правовой процесс, для нее все закончилось бы плачевно еще до выхода ситуации на государственный уровень.
BG: Какие громкие российские судебные дела вы можете упомянуть?
К. К.: В деле о "рейдерской атаке" в отношении сотового оператора "Смартс" судом поставлен вопрос о презюмировании убытков акционера, если в результате принятия обеспечительных мер акционеры лишаются возможности управлять компанией. Это означает, что "рейдеры", заявленными обеспечительными мерами парализующие работу предприятия, обязаны возмещать убытки в случае проигрыша дела. Второй важный вывод в этом деле — суд может самостоятельно определить размер таких убытков исходя из принципа справедливости, не ссылаясь на недоказанность сторонами размера убытков. Среди главных событий арбитражной практики последних лет можно выделить в целом негативный для корпоративной практики вывод арбитражного суда о неарбитрабельности корпоративных споров (о невозможности передать корпоративный спор на рассмотрение третейского суда) в деле "НЛМК против Максимова". Также ужесточается практика арбитражных судов в вопросах ответственности генеральных директоров, акционеры чаще получают возможность взыскивать убытки с органов управления.
BG: А какие самые громкие корпоративные конфликты последних лет?
К. К.: Спор акционеров "Норильского никеля" и конфликт вокруг ТНК-ВР. Первый закончился привлечением "белого рыцаря" — стороннего инвестора, который миноритарно вошел в капитал предприятия и уравновесил интересы сторон конфликта. Во многом с этого кейса надо брать пример, особенно в части создания уникальной юридической модели сдержек и противовесов.
Второй привел к продаже бизнеса обеими сторонами конфликта стратегическому инвестору, государственной компании "Роснефть", сумма сделок рекордная для российского рынка — более $50 млрд.
Отмечу спор за Банк Москвы, где проявилось все многообразие российской корпоративной войны — переплетение административных ресурсов, "банковские дыры" на сотни миллиардов, многочисленные уголовные дела и международный розыск, обращение в суды иностранных юрисдикций. Как классический пример "гринмейла" особый интерес представляет корпоративный конфликт вокруг соцсети "В контакте", в который вовлечены менеджмент интернет-ресурса и акционеры — USM и UCP.
BG: Как все-таки избежать корпоративного конфликта?
К. К.: Сторонам необходимо детальнейшим образом закреплять способы разрешения корпоративного конфликта, то есть заранее предопределять правила своего поведения. Эффективен механизм так называемой "русской рулетки". Как он работает: стороны договариваются, что предложение выкупить пакет партнера по определенной цене обязывает эту сторону в случае отказа продать свой пакет по этой же цене, то есть изначально определяется механизм справедливой цены, стороны идут к лучшему предложению. Если судебный способ разрешения конфликта для сторон непривлекателен, то, возможно, имеет смысл создать специальный третейский суд ad hoc (лат. "для особого случая". — BG). Эта рекомендация допустима в отношении компаний, зарегистрированных в иностранных юрисдикциях.
Также рекомендуем четко прописывать ограничения для органов управления, насколько это позволяет российское законодательство. Стоит, к сожалению, констатировать, что российское законодательство не предлагает необходимый набор общепринятых корпоративных норм, именно поэтому крупный российский бизнес регулирует свои корпоративные отношения иностранным законодательством и в иностранных судах.