Дом с клубом-музеем Виктора Цоя "Камчатка" в Петербурге расселят. Как сообщил в Twitter вице-губернатор Владимир Лавленцев, процесс расселения начнется уже в мае и займет примерно год. Обозреватель журнала "Огонек", петербуржец Дмитрий Губин ответил на вопросы ведущей Анны Казаковой.
Фото: Никита Инфантьев, Коммерсантъ
По словам Лавленцева, музей, посвященный группе "Кино", и котельную, где работал ее лидер, сносить не собираются. Во что именно будет переделан дом, пока не ясно. Возможно, там появится гостиница, сообщил вице-губернатор. В марте несколько десятков человек вышли на пикет, пытаясь привлечь внимание к реконструкции дома.
— Сейчас я нахожусь примерно в 70 м от Блохина,15, где, собственно, находится знаменитая "Камчатка". Могу сказать, что информация, которую мне сообщили местные жители, немного другая, чем у вице-губернатора.
— А что говорят?
— Они говорят, что будет капремонт, будет ремонтироваться канализация, что-то еще, но никого расселять не собираются. Более того, по домам ходили техники и говорили, мол, успокойтесь, никого не будут выселять, капремонт будет, трубы старые. Это правда. Дом дореволюционный, капремонта в нем не было.
— Как вообще этот дом сейчас выглядит?
— Он выглядит как дом. Рядом сквер Цоя, такой замечательный питерский сквер. Такие еще есть в Лондоне. Только в Лондоне приподнятые скверы находятся на могильниках, после чумы там насыпали холмы. В Петербурге приподнятые скверы находятся на крышах бомбоубежищ. Если будете в Питере, зайдите на улицу Блохина,15, там как раз сквер на крыше бомбоубежища. Весь двор Блохина,15 расписан, там всякие трогательные надписи типа "Кандалакша любит Цоя", мемориальная доска, клуб, который называется "Чукотка", как раз в подвале, и все это довольно лихо раскрашено граффити.
— То есть, в принципе, это культовое место для Петербурга, да?
— Да, конечно.
— Я знаю, на могиле Цоя тоже довольно культовое место.
— Да, на Богословском. Там отдельное место поклонения. Вас ведут, вообще не спрашивая, куда и зачем вы пришли, сразу к могиле Цоя, потому что местные люди, я имею в виду кладбищенских, они искренне удивляются, если кто-то, не имея родственников на кладбище, вообще на кладбище приехал. Приехал — значит, иди к Цою.
— Понятно.
— Это примерно как могила Джима Моррисона в Париже. Тебя тоже, не спрашивая, сразу к ней ведут. Здесь еще есть одна очень примечательная штука. Дело в том, что эта рассогласованность информации связана с тем, что недавнее прошедшее время, не говоря про настоящее, оно, в общем, ни в Питере, ни в России ценностью не является. У нас любить умеют только мертвых, причем нужно, чтобы этих мертвых признал Запад, и желательно, чтобы они умерли очень давно. Поскольку Цой умер недавно, то этот подвал довольно руинирован. Он пока что имеет мало шансов превратиться в то, во что превратился знаменитый Cavern в Ливерпуле, где играли The Beatles, который реконструирован, где сейчас сидят одинокие дядьки за кружкой пива, ошарашенно озираясь, как судьба все-таки на место своих детских идиллий завела. В Питере этого нет. В Питере есть живые композиторы-гении, например, Ханин, Каравайчук и Десятников. Нужно, чтобы они померли, чтобы весь Запад начал их играть, чтобы после этого появилась мемориальная доска на их домах. А сегодня они вообще не считаются лучшими людьми города.