В ходе святочного общения с народом президент России сделал ряд заявлений, свидетельствующих о том, что его политический курс может измениться в сторону более жесткого национализма. Поскольку внешнеполитические конфликты — плохой фон для хозяйственных преобразований, не исключено, что в высшем руководстве возобладали пессимистические взгляды на перспективы гайдаровской реформы и началась идеологическая подготовка к перемене не только внешнеполитического, но и внутриэкономического курса.
Смысл ельцинских заявлений анализирует парламентский обозреватель Ъ МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ.
Царь входит и вещает Ситуация, сложившаяся к Рождеству (т. е. либерализация цен при пустых прилавках и конфликт вокруг Черноморского флота), настоятельно требовала от Ельцина проявить себя как в искусстве public relations, так и в искусстве relations с Украиной. Поэтому заявленной в телепрограмме на 7 января пятидесятиминутной беседы Ельцина ждали с любопытством. Однако в 18.20 диктор объявил, что беседовать Ельцин будет лишь вернувшись из путешествия по России, и беседа президента была неэквивалентно заменена беседой Генриха Боровика.
В путешествии по городам Среднего Поволжья (Самара, Ульяновск, Нижний Новгород) Ельцин действительно изъяснился по обоим вышеупомянутым поводам, но так, что удивил многих. Имея в виду либерализацию цен, Борис Николаевич выразил публичное удовлетворение тем, что его не закидали гнилыми плодами и тухлыми яйцами. По поводу же казуса с Черноморским флотом (ЧФ) президент, еще 8 января подтверждавший позицию военных, — "флот должен оставаться в совместном распоряжении СНГ", — уже 9 января внес в ситуацию совершенно новый акцент, заявив через мегафон, что "ЧФ был, есть и будет российским". В довершение череды сюрпризов Ельцин поставил в неудобное положение и себя, и бундесканцлера Гельмута Коля: вопреки подписанным в Бонне соглашениям о восстановлении автономии немцев Поволжья он обставил эту меру такими условиями, которые, по мнению лидеров немецкой общины бывшего СССР, делают воссоздание национального очага Wolga-Deutschen практически нереальным.
Смысл такого хождения в народ остался малопонятным: вместо того, чтобы, доверившись speechwriter'ам, в спокойной обстановке телестудии записать и смонтировать сбалансированное выступление, Ельцин предпочел импровизировать на ходу, причем качество получившихся экспромтов вызывает серьезные сомнения.
Сердобольный живорез Логику ельцинской поездки проясняют два обстоятельства: с одной стороны, накануне отпуска цен произошла беспрецедентная накачка денег в обращение, что именовалось "упреждающей социальной защитой". С другой стороны, как бы подменяя так и не побеседовавшего Ельцина, 8 января по российскому радио выступил Руслан Хасбулатов, который пообещал установить жесткий контроль над распределением, усилить меры социальной защиты и призвал граждан бдительно сигнализировать о непорядках. А 11 января на совещании с представителями местных Советов он призвал установить потолочные цены практически для всей номенклатуры потребительских товаров. И бешенство печатного станка накануне реформы, и обещания в духе "как нам реорганизовать Рабкрин", зазвучавшие немедленно после отпуска цен, полностью противоречат общепринятой технологии стабилизационных операций — и потому создается впечатление, что крайняя боязнь социального взрыва начинает всецело определять поведение верховной власти, только сейчас сообразившей, что шоковая терапия требует твердости и мужества от врача не менее, чем от больного.
Вероятно, до Ельцина, который как политик всецело является "человеком рейтинга", более всего заботящимся об уровне своей популярности, только сейчас дошла истина, постоянно повторяемая Гайдаром: "Первое посткоммунистическое правительство всегда обречено". И Борис Николаевич, вдруг сообразив, что он является главой обреченного правительства, стал метаться в поисках выхода. И тут опыт подсказал безотказный прием периода борьбы с Горбачевым — пойти в народ, наговорить народу с три короба, а харизматический дар как-нибудь сам вывезет.
Аншлюс как лекарство от всех болезней Ну а если правитель не готов, в отличие от Гайдара, стиснув зубы и снося брань и плевки, неуклонно проводить мучительную реформу, ему остается либо уйти, либо раздувать идеологическую кампанию, отвлекающую публику от бытовых тягот. Чрезвычайный накал страстей по поводу ЧФ, постоянное подчеркивание правопреемства России по отношению к СССР (что опасливые соседи вполне могут истолковать также и в территориальном смысле), наконец, явно потакающий патриотам фактический отказ от воссоздания немецкой автономии наводят на мысль, что Борис Николаевич решил порадовать народ державным сознанием. На ту же мысль наводит и то, что "партия войны" вновь активизировалась: Сергей Бабурин с соратниками на сей раз потребовали всего-навсего денонсировать все соглашения, гарантирующие неизменность российско-украинских границ и произвести аншлюс Крыма, что в переводе на русский язык означало бы войну с пятидесятимиллионной республикой.
В более или менее мягком варианте многие ждали именно такого развития событий: прикрыть внутриполитический провал "маленькой победоносной войной" или как минимум большой патриотической истерикой — прием совершенно стандартный. Проблема, однако, в том, что всплеска державности ждали позже — когда хозяйственная реформа окончательно и несомненно провалится. Между тем Ельцин трубит отступление, когда исход сражения совершенно неясен — но команда к отступлению делает сражение и в самом деле проигранным.
В полной мере оценить смысл святочных забав Бориса Николаевича можно будет по его поведению в ближайшие дни. Если патриотический подъем будет продолжаться, то, похоже, перемена курса неизбежна. Если же поволжские откровения не получат должного развития, то, значит, слава Богу, Борис Николаевич просто усвоил любимый прием Михаила Сергеевича: сморозить что-нибудь очень крепкое, отследить ответную реакцию и в зависимости от нее отыграть назад по принципу "я не я, и лошадь не моя".