Вчера президент России Владимир Путин встретился со своим советником Владимиром Толстым, который изложил "основы государственной политики в области культуры". Специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ считает, что господин Толстой предложил президенту концепцию, которая радикально отличается от проекта Министерства культуры России.
Советник президента Владимир Толстой разговаривал с Владимиром Путиным с полуулыбкой, которая означала, что в любой момент можно отменить все, что тот советует
Фото: РИА НОВОСТИ
Владимир Толстой признался президенту, что работа по подготовке документа была "беспрецедентной и интереснейшей".
Любопытно, конечно, откуда взялись такие эпитеты: скорее, судя по тому, что и как уже обсуждалось, эта работа является скандальнейшей. Далеко не все деятели культуры и те, ради которых они трудятся, считают, что такой документ для начала вообще нужен.
В конце концов, культура — явление более широкое, чем основы ее государственной политики, и многие опасаются, что любой такого рода документ будет использован прежде всего как способ давления на свободных художников.
— Очень активно это обсуждается в обществе,— со странной мягкой полуулыбкой, которая не покидала его все время разговора с президентом, подтвердил Владимир Толстой.
Эта улыбка словно говорила: ну, мы то с вами понимаем, Владимир Владимирович, что все, о чем я сейчас говорю, можно пересмотреть в любую минуту, да только надо ли: в конце концов, не так уж все это серьезно.
— Хотя обсуждается не документ,— продолжил Владимир Толстой,— а предварительные материалы, которые из разных источников оказались в прессе и вызвали действительно колоссальное возбуждение в обществе.
Возбуждение, собственно говоря, было связано прежде всего с тем, что в прессе оказались действительно предварительные материалы, то есть не документы рабочей группы, а проект Министерства культуры России. Этот документ по идее должен был бы быть положен в основу итогового проекта. В минкультовском варианте речь идет о том, что Россия не Европа и что толерантность — не наш метод (очевидно, не последнюю роль в таком подходе сыграли признания некоторых европейских политиков, что мультикультурность в западных демократиях не смогла зарекомендовать себя достойным образом).
То есть чуткая российская общественность не зря почувствовала подвох: подход Министерства культуры дает множество поводов управлять культурой по своему усмотрению не просто между строк такого документа, а прямо по ним.
В результате проект доработан. Господин Толстой считает, что его "надо направить на широкое обсуждение на разных площадках, чтобы утвердить уже осенью".
Господин Путин поинтересовался, что главное в документе сейчас.
— Мне кажется,— отозвался господин Толстой с той же подкупающей полуулыбкой,— это то, что культуру надо воспринимать гораздо шире, чем сферу, подведомственную Министерству культуры...
То есть в ближайшее время общественности предстоит убедиться, что Россия — это все-таки Европа и что позиция Минкульта не нашла безоговорочного сочувствия в администрации президента.
Впрочем, тут же неожиданно выяснилось, что при этом Владимир Толстой считает культуру полноценным и даже незаменимым оружием во внешнеполитической борьбе России за ее права:
— Вам, наверное, рассказывали и Валерий Абисалович Гергиев, и Владимир Теодорович Спиваков, и многие наши другие деятели культуры, сколько провокаций бывает перед их концертами сейчас на Западе и как многотысячные залы встают и провожают овациями. Культура и есть та самая мягкая сила, которая должна стать одним из главнейших приоритетов в государстве. И это будет очень серьезный посыл и стране, и миру, что Россия — государство, которое славится великой культурой...
Таким образом, культура в ее новом формате, наоборот, инструмент внедрения в европейское общество с целью повлиять на него в нужном направлении и оказать по крайней мере пассивную помощь в реализации самых смелых, дерзких и даже на первый взгляд отчаянных новейших внешнеполитических доктрин.