Мне хотелось бы объяснить, почему журнал "Власть" в зрелом возрасте заинтересовался модой. Не потому, что он хочет стать журналом Vogue, а потому, что власть моды стала настолько велика, что она уже не умещается в отведенные ей гламурные резервации.
Фото: Коммерсантъ / Сергей Михеев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Денис Вышинский / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Денис Вышинский / купить фото
Сами способы существования моды изменились. Она перестала быть однодневной, легковесной, проходящей... или какие там еще эпитеты к ней непременно прилагались. Пока журналисты поют песни о том, что "на подиумах снова в моде женственность", за подиумом происходят не менее важные вещи. Впору говорить о "зверином оскале моды", если бы этот презрительный взгляд на нее не был бы таким же глупым, как наивное восхищение.
Пока мы с ней спорили и бодались, не желая ее замечать, она заполонила все вокруг и стала таким же международным эсперанто, как язык интернета. Мода начала вырабатывать новости, и гораздо более важные, чем привычно-ритмичные, как смена коллекций "осень--зима" на "весна--лето". Отставки и назначения модельеров поднимают и опускают акции модных домов как в биржевом, так и в художественном смысле. Модная вещь способна изменить судьбу целого поколения, как меняли ее когда-то великие романы.
Здесь пересекаются дизайн, деньги, культура — "Мифологии" Ролана Барта давно объяснили нам, сколько смысла скрывается в нашей страсти к предметам моды, становящимся предметами поклонения. Интереснее всего, как мода меняет бытовое сознание. Взрыв интереса к уличной моде означает, что мода и вправду ушла в массы, рождая варианты иногда забавные, иногда гениальные — как будто бы речь идет о работах художников-примитивистов. Для миллионов людей она становится не промыслом высоколобых "стилистов", а ежедневным способом самовыражения. Тем удивительнее видеть "журналы для людей, принимающих решения", презрительно проходящие мимо. Видимо, подразумевается, что люди, принимающие решения, не должны самостоятельно решать, что им надеть.
С модой начали работать самые талантливые художники, архитекторы, дизайнеры — не потому только, что их манят деньгами, деньги есть и в других местах, а потому что здесь они соприкасаются с желаниями и страстями людей. Современная мода является одним из вариантов существования современного искусства — и демократичного, и элитарного.
Союз с искусством очень важен для моды. Недаром она выставляется в лучших музеях, как Dior (фото 1, 4) или Chanel (фото 2) в Пушкинском или часовая марка Jaquet Droz (фото 3)в Историческом. В союзе с "артом" она получает оправдание своих цен и своих амбиций, но этот союз ни в коем случае не мезальянс. И не надо самонадеянно думать, что культура — единственный оставшийся у моды ресурс продвижения, потому что роскошь можно успешно продавать разными другими способами: женским телом, красивыми машинами, дальними путешествиями — всем, на что у человека автоматически поднимаются разные органы чувств.
В моем детстве "вещизм" за отсутствием вещей был ругательным словом. Я согласен, что погоня за вещами — порок в той же степени, что погоня за властью, деньгами или даже любовью — всегда найдется тот, кто скажет, что и это суета сует.
Делают ли вещи нас счастливее? Иногда. Делает ли счастливее власть? Или любовь? Иногда. Вещи тоже бывают настоящими и фальшивыми, гениальными и бездарными, остроумными и плоскими.
Новости моды становятся важнейшими новостями. Они принадлежат теперь не только миру тщеславия, предмету глянцевых журналов и светской хроники. Мода идет рука об руку с властью. Об этом и будет рассказывать новая властная "неделя", по праву соседствующая с новостями политики, бизнеса и особенно культуры.