Новое здание отдела личных коллекций ГМИИ открылось выставкой «Квартира-музей», посвященной московским коллекциям.
Новое здание по адресу Волхонка, 8 добавило музею выставочное пространство площадью 864 кв. м. Правда, крайне трудно осваиваемое. Оно состоит из трех частей, расположенных на разных уровнях: из старого здания МЛК зритель попадает сначала в некий зал, а потом переходит в двухэтажный особняк с анфиладами на каждом уровне. Новое здание — это бывшая усадьба Ренкевича, выходящая классицистическим фасадом на Волхонку, присоединенная к особняку Глебова (Волхонка, 10, в нем располагается основное здание Музея личных коллекций), функцию перехода выполняет бывший питейный дом «Волхонка». Все три здания были переданы ГМИИ имени Пушкина в 1988 году, реставрация началась в 1990 году и длилась в общей сложности больше 20 лет — чуть больше, чем существует сам Музей личных коллекций, открывшийся в 1994 году.
Первая выставка «Квартира-музей» в новом пространстве интересна уже тем, как с этим пространством справились кураторы. Выставка состоит из пяти частных коллекций — пяти московских «квартир-музеев»: легендарного собирателя Игоря Сановича, первооткрывателя ленинградских художников Романа Бабичева, семьи художников Штейнбергов, архитектора авангарда Якова Чернихова и современного художника Леонида Тишкова.
Одной из самых сложных задач для кураторов выставки было сделать так, чтобы выставка не распадалась на части — ни на пять смысловых, ни на три пространственные. Этого удалось достигнуть благодаря общему дизайну: белым ажурным стеллажам, которые есть в каждой «квартире» и служат то книжной полкой, то шкафом-горкой для мелких предметов и скульптуры, то витриной для картин и икон. Кроме того, цельность выставки обеспечивается сложными и трогательными перекличками между личностями коллекционеров и вещами из коллекций.
Монохромная — представлены архитектурные фантазии тушью — и самая строгая «квартира» Якова Чернихова открывает экспозицию. И в то же время закольцовывает ее — так же, как «квартира» семьи Штейнбергов, она посвящена не частной коллекции, а скорее художественному наследию. Потом зритель, как под контрастный душ, попадает в «квартиру» Игоря Сановича — собирателя безумно эклектичной и очень личностной коллекции. Он будто создавал тотальную инсталляцию из произведений искусства, которых в его двухкомнатной квартире было настолько много, что они стояли и весели повсюду в несколько слоев. При этом у почти каждой из работ в его коллекции своя история. Вот, например, иранский портрет эпохи Кажар хотел купить у коллекционера шах, но Игорь Санович не продал, а вот Сиенскую Мадонну XIII века реставратор Владимир Юшкевич очищал от более поздних изображений несколько лет.
«Мастерская» Леонида Тишкова, расположившаяся в соседнем зале, со случайно найденными художником работами графического дизайнера 1920–1930-х годов Дмитрия Тархова и иллюстрациями самого Тишкова и Николая Козлова к «12 стульям» и «Золотому теленку», казалось бы, должна проигрывать от соседства с вещами музейного уровня. Но нет, коллекции, собранные «из любви к искусству», без коммерческого интереса, удивительным образом дополняют друг друга, а стилистика работ авангардиста Дмитрия Тархова, в свою очередь, отсылает нас к «кабинету» Якова Чернихова и полотнам ленинградских художников 1920–1940-х годов из коллекции Романа Бабичева в верхней анфиладе. А последняя, посвященная искусству поколения, потерявшегося между авангардом и соцреализмом, отлично сочетается с коллекцией Игоря Сановича, прятавшегося от советской, а потом и российской действительности за любимыми произведениями искусства. Роман Бабичев известен в первую очередь как первооткрыватель ленинградских художников. Например, на выставке представлены немного шагаловские «Лошади на водопое» одного из самых знаменитых представителей объединения «Круг художников» — Александра Русакова. Интересно рядом с ним смотрится картина «Иволга» Георгия Рублева, знакомого публике скорее по портрету Сталина. В обеих коллекциях есть по одной работе членов семьи Штейнбергов: у Игоря Сановича — Давид, а у Романа Бабичева — Фиалка Штейнберг, это тоже создает тонкие связи внутри выставки. С работами Штейнбергов связано еще одно интересное экспозиционное решение: напротив натюрмортов Давида Штейнберга стоят столы и стулья, на которых он их писал.