В Музее современного искусства в Хумлебоке недалеко от Копенгагена открыта большая выставка "Пабло Пикассо и Средиземноморье". Около сотни картин, рисунков, скульптур и керамических произведений художника перемешаны с произведениями критской, кикладской, микенской, этрусской, греческой и римской культур. Выставка, устроенная в рамках программы "Копенгаген — культурная столица 1996 года", пользуется популярностью и сейчас стала одной из самых известных в Европе. Столица викингов через Пикассо приобщается к древним цивилизациям Средиземноморья, устройством этой выставки оправдывая тот комплимент, что получил Копенгаген в XIX веке, — "балтийские Афины".
Стало прописной истиной, что Пикассо ассоциируется с понятием "ХХ век". Безусловно, ученики и последователи Бойса и Гройса будут отрицать этот очевидный факт, утверждая, что старомодный авангард Пикассо уже давно покоится на свалке музейной памяти вместе с такими вышедшими из обихода понятиями, как живопись, рисунок и скульптура, уступив место инсталляции, объекту и концепту, и что все открытия Пикассо ничтожны по сравнению с "Писсуаром" Дюшана, — если уж вам угодно копаться в забытых революциях начала века.
Тот, кто объявляет себя радикальным, таковым и слывет. Поэтому вполне возможно, что в конце века Пикассо потерял свою актуальность, и Бойс, Гройс или Дюшан заняли его место. Однако конец века — это только его конец, а не век в целом. К тому же последняя ретроспектива Пикассо в Париже и Нью-Йорке вызвала ажиотаж, неожиданный даже для расчетливых кураторов, — сегодня любая выставка этого художника a priori успешна. Одно лишь упоминание имени Пикассо гарантирует массовую посещаемость — люди, вполне далекие от изящного, знают эту фамилию, ставшую, как это часто бывает в ХХ веке, мифом и лейблом одновременно: символом искусства и названием модных духов.
Выставок, связанных с Пикассо, за последнее время было немало, и они продолжают множиться чуть ли не в геометрической прогрессии. Пикассо и дети, Пикассо и женщины, Пикассо и портрет, Пикассо и Брак, Пикассо и кубизм, розовый Пикассо, голубой Пикассо — вот лишь немногие из тем, освещенных за несколько минувших лет внушительными выставками. Творчество художника разобрано до мельчайших деталей, выпущены тонны исследований и монографий, но тем не менее изобретательные искусствоведы находят все новые и новые поводы для того, чтобы сказать о Пикассо что-нибудь новое. Датская выставка в очередной раз убеждает, что Пикассо дает безграничные возможности для такого рода деятельности.
Пикассо и Средиземное море — великолепная тема. Вся европейская культура нашей эры определяется взаимоотношениями древней средиземноморской цивилизации с северными варварами, которые завоевывали, разрушали, впитывали и подражали вожделенному и прекрасному югу. Миф о похищении Европы, восточной принцессы, давшей имя новому континенту, связан с волнами Средиземного моря и островом Крит. В символической форме в мифе отразилось реальное событие — многими Крит и критская цивилизация считаются колыбелью европейской культуры. Из Средиземноморья все произошло, и оно предстает для любого человека, приобщенного тем или иным образом к европейскому образу мышления, началом всех начал, древностью, величием, опытом, знание которого столь же необходимо, как алфавит или таблица умножения.
Древнее Средиземноморье, однако, никуда не делось. Как оно существовало со времен сотворения мира, так и продолжает существовать. Его культура не исчезла ни с рождеством Христовым (также, кстати, появившимся в средиземноморском регионе), ни с разрушением Рима варварами, ни с захватом турками Константинополя, ни даже с гибелью Непобедимой армады, обозначившей конец средиземноморского приоритета в мировой геополитике. Средиземноморская культура тем не менее продолжала развиваться, расширяться и видоизменяться. Она потеряла право считаться единственной культурой Европы, но расцвет католицизма, войны с турками, борьба за греческую независимость, строительство Суэцкого канала и балканские войны продолжали занимать общеевропейское внимание. Правда, чем дальше, тем больше роль Средиземноморья сводилась к роли культурного заповедника, чья судьба все меньше принадлежала его уроженцам. Подлинными хозяевами Средиземноморья становились англосаксы, господствуя там сначала с помощью английского флота, потом с помощью флота НАТО, а теперь с помощью вооруженных сил ООН, принимающих столь деятельное участие в бесчисленных средиземноморских конфликтах.
Семнадцатый век для Средиземноморья — это пестрая толпа огромных портовых метрополий вроде Неаполя, где смешиваются лохмотья нищих и роскошь аристократов, торжественные барочные католические процессии, сочетающие дикость и изощренность, великолепие дворцов и вечная угроза чумы. Восемнадцатый век — блеск Венеции и Неаполя с их международной богемно-аристократической свободой, всеевропейское поклонение Помпеям, осада Сарагоссы и начало английской экспансии. Девятнадцатый — это Наполеон на Эльбе, смерть Байрона в Греции, бесконечные путешествия состоятельных северян по экзотическим берегам Средиземноморья и застойная провинциальность южных стран, изнывающих от жары, скуки и первобытной неиспорченности. Двадцатый — это череда смертей в Венеции, волна неокатолицизма, провансальское и каталонское возрождение, романтика испанской войны, высадка американцев в Неаполе, Каннский фестиваль, мода на игорный курорт в Монако, международный терроризм, возвращение Италии статуса самой элегантной страны мира, упоение фильмами Альмодовара и Гринуэя, реабилитация барокко, реконструкция дворца на острове Крит и всеобщее преклонение перед Гауди и образом жизни барселонской богемы.
Ко всему этому Пабло Пикассо имел прямое отношение, будучи порождением Средиземноморья и, может быть, главным его выражением. Родившись вблизи Средиземного моря, он после долгого, но вынужденного парижского периода жизни вновь вернулся на его берега, и провел остаток жизни на южных французских курортах. Будучи генетически связанным со Средиземным морем, Пикассо и в своем творчестве очертил причудливую кривую бытия этого района в европейской культуре от величия древних цивилизаций до суетливого быта модных международных курортов.
Датская выставка сильно упрощает взаимоотношения Пикассо и Средиземноморья, сводя их к схеме "современный художник — древние цивилизации". Для чинного Копенгагена культура Средиземноморья представляется чем-то законченным и закончившимся, своего рода собранием образцов и прописей. Судя по экспозиции, искусство Пикассо откликается на них достаточно прямолинейно — тематикой и формальными заимствованиями. Вот чистота линий его неоклассического периода и бесконечных вариаций на темы античных мифов перекликается с идеальностью римских и греческих мраморов, вот сюрреализм его путаных композиций напоминает кикладских идолов, вот суховатая выразительность его сконструированных чудовищ 30-х и 40-х годов похожа на микенские памятники, а вот вегетативные бесформенные фигуры декоративных арабесок 50-х навеяны критскими росписями.
Результат получается очень красивым: Пикассо и древние памятники сливаются в единое изысканное зрелище, но при этом игнорируется самое главное — средиземноморскость Пикассо. Выставка получилась лишь о сопоставлениях, а не о сущности. Вместе с тем европейская культура, выросшая в Средиземном море, после долгих мытарств в ХХ веке снова возвращается к своим истокам, о чем и свидетельствует опыт Пикассо. Но именно этого Балтия не заметила.
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ