Одной из важнейших составляющих советского экспорта с 1920-х годов оставался экспорт оружия дружественным государствам. Как свидетельствовали ветераны оборонной промышленности, он приносил государству значительную выручку. Но из-за особенностей управления отраслью она поглощала гораздо больше валюты, чем приносила.
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
"Это был антиконституционный пункт"
30 июля 1976 года произошло знаменательное событие. Министром обороны СССР был назначен секретарь ЦК КПСС Д. Ф. Устинов. Практически вся его предшествующая жизнь прошла в оборонной промышленности. В 1941 году он возглавил Наркомат вооружения СССР, позднее возглавлял Министерство оборонной промышленности, руководил всей отраслью в качестве заместителя председателя Совета министров СССР, а затем секретаря ЦК КПСС. Так что после его назначения министром обороны произошло объединение армии и оборонных министерств в военно-промышленный комплекс.
Об организаторских способностях маршала Устинова написано немало. Но об одном из главных его достижений знавшие Устинова люди упоминали как-то не очень охотно. Он сделал экспорт советского вооружения не просто доходным, а сверхдоходным. Как рассказывал мне генерал-полковник И. В. Илларионов, который был помощником Устинова с 1955-го до кончины маршала в 1984 году, любая боевая техника продавалась дружественным странам в кредит с рассрочкой платежей на много лет.
Покупатели считали такую схему чрезвычайно выгодной, не догадываясь, что первый платеж за поставляемое вооружение с лихвой перекрывал все расходы на их производство. Так что все следующие выплаты приносили советскому государству чистую прибыль. Это, конечно, было не слишком честно по отношению к идейным союзникам, в особенности из беднейших стран третьего мира. Зато позволяло при разговорах об огромных затратах на оборонную промышленность ссылаться на приносимую ею значительную валютную прибыль.
Затраты на оборонную промышленность, как признавали все ветераны власти, с которыми мне доводилось говорить, трудно было назвать иначе чем колоссальными. Но все они подчеркивали, что главной причиной огромных расходов был неистребимый страх членов Политбюро во главе с Брежневым перед внезапным нападением врага. Страх повторения 1941 года.
Начальник отдела комиссии президиума Совета министров СССР по военно-промышленным вопросам (ВПК), а затем заведующий секретариатом ее председателя Л. В. Смирнова — О. А. Луппов рассказывал мне о главной установке Брежнева, повторяемой неоднократно:
"Леонид Ильич говорил, что главное — хлеб и оборона. Хлеб в смысле всех продуктов питания для населения. Он говорил, что хлеб и оборона — это краеугольный камень нашей внешней и внутренней политики".
Луппов вспоминал, что особые полномочия руководившая оборонными отраслями ВПК получила еще при Хрущеве, в 1957 году, благодаря министру обороны маршалу Г. К. Жукову, который не меньше партийных руководителей опасался внезапного вражеского удара:
"Это было эпохальное постановление. Главнейшей задачей комиссии являлось обеспечение того, чтобы мы по всем видам вооружения и военной техники превосходили вероятного противника. Комиссия должна была координировать все силы страны для создания новейших видов вооружения и военной техники. Там был еще очень важный пункт о том, что решения ВПК были обязаны выполнять все министерства, ведомства и организации независимо от их ведомственной принадлежности. Это, по существу, был антиконституционный пункт. Эти функции должен был выполнять Совет министров, и никто его подменять не имел права. Но для ВПК это было великое право".
Как вспоминал И. В. Илларионов, полного укомплектования армии вооружением требовали и генералы:
"Военные стремились к тому, чтобы техники у них было побольше количеством. Всегда аргументация была одной и той же: вот у нас недоукомплектованность, нам на складах нужно иметь запас и т. д. Это постоянно было. Зампред Госплана СССР Рябиков, который ведал "десятым этажом" — отделами, отвечавшими за оборонные отрасли, уговаривал военных, что запас у них вполне приличный, что скоро начнем выпуск новых образцов. Но военные упирались и говорили, что армия должна быть укомплектована всегда".
А в некоторых ситуациях Брежнев, как свидетельствовал Илларионов, требовал выпускать вооружения даже больше, чем требовалось армии:
"Вышло постановление, что самых простых ракет, "соток", должно быть выпущено определенное количество. Выпустили. Вдруг вызывает Устинова Брежнев и говорит: "В чем дело? Почему прекратили производство "соток"?" Устинов начал объяснять, что нужно делать новые ракеты. Что "сотки" простоят на боевом дежурстве 10-15 лет, а за это время нужно запустить в производство новые ракеты. Брежнев возмутился: "Что вы делаете! В какое вы меня положение ставите!? Мне нужно иметь запас, чтобы торговаться с американцами,— уже шли переговоры по сокращению ядерного вооружения,— а вы меня оставили без ничего"".
"Вдруг эти танки пригодятся?"
Эту ситуацию конструкторские бюро и заводы оборонной промышленности умело использовали в своих интересах.
"У каждого конструктора,— рассказывал И. В. Илларионов,— в правительстве и Политбюро — свои покровители, через которых они проталкивали свое детище. Я помню, случился большой скандал, когда перессорились все, кто отвечал за оборону страны. Встал вопрос о том, какую новую стратегическую ракету третьего поколения принимать на вооружение. Два конструктора-академика — Владимир Николаевич Челомей и Михаил Кузьмич Янгель — предлагали свои образцы. Обе ракеты имели сторонников и противников в высоком руководстве. Дело дошло до того, что вопрос вынесли на Совет обороны СССР. А в ракетной технике с самого начала был заведен такой порядок: испытания еще продолжаются, а производство начинают готовить. Дело это дорогое и длительное. Нужно проектировать и изготавливать стенды, испытательное оборудование и т. д. И к моменту споров на Совете обороны оказалось, что обе "фирмы" уже все подготовили к производству. Не меньше половины затрат на выпуск ракет уже было сделано. Поэтому в конце концов решили выпускать обе ракеты. То же самое было и с танками. Споры обычно кончались так же: ставились на вооружение оба образца".
Сменивший Устинова на посту секретаря ЦК КПСС по оборонным отраслям промышленности Я. П. Рябов рассказывал мне, что пытался убедить маршала уменьшить расходы на оборону и производство вооружения:
"Мы столкнулись по танковому вопросу. У нас были жутких размеров хранилища устаревших танков. У нас под Свердловском был целый арсенал на тысяче примерно гектаров. Ангары, дома для офицеров. Говорю Устинову: "Дмитрий Федорович, у нас даже арабы бесплатно не берут не только Т-34, но и Т-55. Зачем держать такое количество никому не нужной техники? Давайте спокойно сдадим старые танки в переплавку, дома передадим городам, офицеров отправим служить туда, где они действительно будут полезны". Он разозлился: "А что это тебя так волнует? Мало ли что? Вдруг эти танки пригодятся?"".
Не многого добился и другой секретарь ЦК — В. И. Долгих:
"В оборонной промышленности у нас было перепроизводство. Когда генеральным секретарем стал Андропов, он поставил вопрос о том, что надо перекачать средства и ресурсы в гражданские отрасли. Поручено было Горбачеву, Рыжкову и мне заняться этим делом. Мы считались молодой порослью в ЦК. И Андропов нам доверял. Но нас, по сути, не подпустили к этим материалам".
Так что в итоге, несмотря на все валютные доходы от экспорта, оборонные производства оказались слишком тяжелым грузом для советской экономики. В особенности после того, как рухнули нефтяные цены.