Выставка книга
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин / купить фото
В Музее личных коллекций при ГМИИ имени Пушкина проходит выставка "Сюрреализм и livre d`artiste" из собраний Георгия Генса и Бориса Фридмана. Кураторами выступили сам Борис Фридман, обладатель одного из лучших собраний livre d`artiste в России, и Лоуренс Сафайе, известный американский искусствовед, один из крупнейших специалистов по графике сюрреализма. Это уже десятая тематическая выставка из коллекции Бориса Фридмана (и вторая в ГМИИ) за последние пять лет. Рассказывает АННА ТОЛСТОВА.
Нет лучше способа рассказать историю сюрреализма, чем через livre d`artiste, утверждает Борис Фридман. С одной стороны, с ним нельзя не согласиться: сюрреализм в узком, бретоновском понимании вышел из книги, из поэзии, из поэтической игры бессознательного, а что такое livre d`artiste, как не игра неточных рифм, случайностей и несовпадений между образом и словом. С другой стороны, что такое livre d`artiste, как не враг спонтанности, ведь тут все — начиная графикой шрифта и заканчивая рыхлостью бумаги — продумано до мелочей. Воплощением этого противоречия между непроизвольностью и рациональным расчетом выглядит роман в картинках "Неделя доброты" Макса Эрнста, где каждая гравюра является виртуозным коллажем вырезок из иллюстрированных изданий XIX века, от бесконечных "типов", "криков" и "физиологий" до научных энциклопедий, но при этом невозможно поверить, что сам художник не добавил ни штришка в свои фантастические композиции.
Трудно сказать, кого из сюрреалистов, работавших в livre d`artiste, тут нет. Есть сюрреалисты популярные, как Сальвадор Дали, представленный книгами Казановы, Льюиса Кэрролла, Лотреамона, Аполлинера (полный сюрреалистский пантеон), а также авторским каталогом к нью-йоркской выставке 1936 года, где две небольшие гармошки-лепорелло с репродукциями картин вываливаются из-под обвислых грудей некоей волосатой особы с ящичком вместо лица. Есть сюрреалисты "истинные" вроде Ханса Белльмера с бесподобными офортами к Батаю или Андре Массона, прекрасного во всех техниках, но особенно в цветных офортах с акватинтой, приближающихся к наскальной живописи в той же степени, что и Жан Дюбюффе. Есть редкости (Вифредо Лам, Оскар Домингес), есть незаслуженно попавшие в тень своих кавалеров дамы (Доротея Таннинг, Леонор Фини). Есть попутчики, тот же Джорджо де Кирико, который, кажется, глубже всех прочувствовал мифологическое измерение текстов Кокто. Есть экс-дадаисты Ханс Арп и Виктор Браунер — ювелирные контуры браунеровских офортов, немного напоминающие графику Георга Гросса, смотрятся визуальным оксюмороном, образом рациональности абсурда. Однако нерв выставки — дуэль между тремя героями (двоих уже показывали на предыдущей, испанской, выставке из коллекции Бориса Фридмана в ГМИИ, но другие книги).
Во-первых, это сюрреалистический в межвоенные годы Пабло Пикассо с "Мечтами и ложью Франко", задумывавшимися как набор открыток, но в итоге оставшимися гневным антифашистским комиксом, в отдельных частях которого узнаются фрагменты будущей "Герники". Во-вторых, это сюрреалистический всегда Жоан Миро с каноническим набором "Говорить в одиночку" Тристана Тцара, "Новыми Гебридами" Робера Десноса и "Королем Убю" Альфреда Жарри, чьи бесконечно праздничные литографии кажутся парадоксально оптимистическим ответом на "Гернику" и все кошмары военных диктатур. И третий участник негласного соревнования — Роберто Матта, чилиец, тесно связанный с испанским литературным и художественным авангардом XX века, в силу возраста пришедший в сюрреалистическое движение поздно и сочинивший его собственную версию, этакий психоделический космизм. Оценить всю прелесть livre d`artiste Роберто Матты на выставке не удастся: это наслаждение доступно только счастливому обладателю его книг. Так, например, "Голоса" Мишеля Фардули-Лагранжа надо быстро пролистать, чтобы добиться мультипликационного эффекта: тогда вытесненные на бумаге во время сеансов "автоматического рисования" абстрактные фигурки оживут и запляшут на не то инопланетных, не то наркотических фонах цветных офортов. Сказать, кто лучше — Пикассо, Миро или Матта, невозможно. Но на этой академической в хорошем смысле слова, выстроенной по хронологическому принципу выставке сюрреализма становится совершенно очевидно, что история искусства XX века, существующая в трех основных версиях — англо-, франко- и немецкоязычной, нуждается в четвертой, испанской.