Премьера кино
Шагал представляется режиссеру если не святым, то блаженным, с которого вся боль, кровь и грязь окружающего мира стекают как с гуся вода
Новая картина классика советского кинематографа Александра Митты "Шагал — Малевич" посвящена тому периоду жизни Марка Шагала, когда вскоре после революции он устроился служить комиссаром в родном Витебске и основал художественное училище. Фильм не похож на байопик или историческую драму — скорее это философско-искусствоведческая иллюстрация единства и борьбы Шагала и Малевича, по ощущению ЛИДИИ МАСЛОВОЙ, довольно наглядная.
Фактографическая точность не самая сильная сторона давно задуманного Александром Миттой "Шагала" — этот фильм о жизнелюбии в большей степени держится на мировоззренческой последовательности и цельности. В начале новорожденный Шагал никак не может пробиться на свет из материнской утробы, а наконец пробившись, не хочет жить и дышать, но вдруг, проникшись красотой мира, передумывает и оживает. "Мир был так прекрасен, что я задышал",— поясняет за кадром уже сам герой Леонида Бичевина, для которого это не самая выигрышная роль. Шагал представляется Александру Митте если не святым с очевидным нимбом, то блаженным, с которого вся боль, кровь и грязь окружающего мира стекают как с гуся вода. Среди учеников он тоже проповедует жизнелюбие, а одного отчаявшегося мальчика, у которого поубивали множество родственников, после чего он начал рисовать страшные картины, даже слегка притапливает в пруду, чтобы заставить почувствовать жажду жизни. Сомнения в том, что просветленный авангардист — добрый и хороший человек, слегка закрадываются лишь в эпизоде, когда бывший жилец (Сергей Мигицко) особняка, отданного под художественную школу, умоляет пустить его с женой хотя бы в кладовку, но Шагал не испытывает и тени сочувствия к выселенным буржуям.
Надмирный Шагал в бичевинском улыбчивом исполнении как-то вообще не вызывает ни положительных, ни отрицательных эмоций, как украшающая комод статуэтка Будды, но и без него в фильме есть за кого зацепиться интересом и сочувствием. Очень уверенно продолжает киноактерскую карьеру режиссер Дмитрий Астрахан в роли раввина, считающего шагаловскую мазню богомерзкой с точки зрения ортодоксального иудея,— отчаянно гримасничающий астрахановский персонаж выглядит немного инородным, позаимствованным из какого-то другого, не условного, а реалистического кинематографа, где актеры дают психологию по классическим заветам Станиславского. Семен Шкаликов, играющий неудачливого соперника Шагала, красного комиссара, безумно влюбленного в его жену Беллу (Кристина Шнайдерман), тоже словно позаимствован из более эмоционального фильма, возможно, даже из порнографического, в самом лучшем смысле слова: он излучает такой секс, что порой с трудом удерживаешь нить повествования, а то и слезы — когда Александр Митта предоставляет этому полуотрицательному, а на самом деле скорее трагическому персонажу последнее слово в форме стихотворения о безнадежной любви. Слушая, как лирический герой стиха приносит любимой в зубах свое сердце, "виляя репейным хвостом", отмечаешь, что автор "Экипажа" и сериала "Граница. Таежный роман" ничуть не утратил умения эффективно использовать вещи, которые в любых других руках были бы кромешной, нестерпимой пошлостью, а тут ничего, воспринимаются как вполне уместная краска, оправданная решительностью художника, той же решительностью, с какой Малевич навязал миру свои геометрические фигуры в качестве искусства будущего. Почему у него это так легко получилось, из фильма в общем понятно, достаточно лишь посмотреть, как играющий Малевича Анатолий Белый делает страшные супрематические глаза — каждый зрачок как черный квадрат.
Главная идеологическая дискуссия и кульминационная сцена фильма разворачиваются в мужской бане, где голые взмыленные ученики Шагала и Малевича дерутся стенка на стенку в яростном споре, должен ли художник воровать у природы или обогащать ее своими закорючками. Этот надуманный конфликт фигуративного и беспредметного искусства Александр Митта снимает с такой же легкостью и непринужденностью, с какой оператор Сергей Мачильский ставит камеру под разными интересными углами, асимметрично, наперекосяк, в соответствии с шагаловскими композиционными принципами, точнее, с их отсутствием. В каком-то смысле и весь "Шагал — Малевич" довольно беспринципный фильм без каких-то жестких стержней и сверхзадач, без прочной привязки к исторической и биографической реальности — не исключено, именно благодаря этому финальный взлет почти всех персонажей в небо выглядит более или менее в порядке вещей.