Глобальная проблема создания инновационной экономики представляет собой целый конгломерат проблем частных: участие государства в строительстве инфраструктуры, взаимоотношение бизнеса и академической науки, переформатирование высшего образования. О том, как они решаются, полпред президента РФ в Сибирском федеральном округе Виктор Толоконский рассказал корреспонденту „Ъ“ Валерию Лавскому.
Фото: Коммерсантъ / Евгений Курсков
Фото: Коммерсантъ / Евгений Курсков
— Государство давно поставило задачу перевести экономику на инновационные рельсы. Но создается впечатление, что, несмотря на определенные «точечные» успехи, ее решение в целом продвигается недостаточно быстро. Какие препятствия на этом пути оказались самыми трудными?
— Такое впечатление действительно может создастся. Но в моем понимании «инновации», «инновационная экономика» — это не только и не столько результат государственной политики. Скорее, это функция науки, образования, культуры и различных общественных отношений. Тем самым я хочу подчеркнуть, что инновационность не формируется по команде и не может быть следствием только государственной политики. Хотя, как в любом процессе развития, государственная политика является базовым условием. Наверное, для современной России можно и должно усиливать востребованность инноваций со стороны экономики. Это процесс управляемый, поддающийся воздействию. Здесь можно использовать налоговые регуляторы, чтобы стимулировать вложения в науку, в исследования, активизировать, обострять конкуренцию, тогда у бизнеса будет больше стимулов обращаться к инновациям, чтобы выиграть конкурентную борьбу. Наконец, здесь есть возможность стимулировать самих инноваторов, как в производстве, так и в исследованиях.
Кроме того, есть серьезный фактор, который затрудняет восприятие инноваций. Мы не очень точно умеем их измерять. Я себе плохо представляю набор статистических показателей, который показал бы уровень инновационности. Возьмем Новосибирский авиационный завод им. Чкалова. Он и 20 лет назад делал самолеты, и тридцать. Но я видел его эволюцию и могу сказать, что на самом деле сейчас на заводе совершенно другая организация производства, используемое оборудование, технологии. Это инновации? В моем понимании — да. Но я не уверен, что это новое качество найдет отражение в каких-то статистических показателях. Я часто бываю на племзаводе «Ирмень» у Юрия Бугакова. Вроде бы все как обычно: растет хлеб, доятся коровы. Но вся организация процесса, его технология инновационная. Поэтому у него надой 11 тыс. кг, а у других 3 тыс. Причем государство в этом не участвовало, но процесс инновационности шел.
Сибирь часто воспринимают как ресурсный регион. Но у нас очень много современных производств. Это произошло от концентрации науки: здесь созданы научные центры в Новосибирске, Томске, Красноярске, Иркутске... Это идет от сильных университетов — томского, новосибирского, красноярского Сибирского федерального. Они формируют новую инновационную среду. Производство современных самолетов, спутниковых систем, атомная энергетика — это все Сибирь. Конечно, я не удовлетворен темпами инновационного роста. Наверное, гораздо больше должен быть спрос на инновации и предложения инноваций. Но, часто бывая в технопарках и особых экономических зонах, я вижу те ростки инновационности, которые появляются каждый день: новые производства, изобретения, технологии. По разным причинам они не всегда доходят до массового производства, не всегда формируют производственную, научную, исследовательскую культуру, но все-таки они есть. Когда мы говорим об инновационности, это не просто пожелание. Это факты, тенденции и инфраструктура, которая уже создана. Но, наверное, проблем гораздо больше, чем достижений, и надо идти вперед.
— Наверное, сегодня уже во все регионах СФО приняты программы или отдельные решения, ставящие своей целью формирование благоприятного климата для развития инновационных предприятий. Считаете ли вы эти меры властей субъектов федерации эффективными?
— На начальном этапе важно было создать некую инфраструктуру инновационного развития. И когда субъекты федерации во многом за свои средства создавали особые экономические зоны, технопарковые комплексы, когда принимали меры бюджетного стимулирования, они содействовали этому процессу. Безусловно, очень многое было сделано на федеральном уровне, потому что для инновационности важна бюджетная поддержка науки и исследовательской деятельности. Для результата очень важно, чтобы инновационные компании имели льготный режим развития. Принятие некоторых налоговых преференций для IT-бизнеса, когда снижались социальные налоги, дало серьезные результаты.
В то же время во многих регионах поддержка и стимулирование инновационности еще идентифицируется с поддержкой предпринимательства вообще и малого бизнеса в частности. Да, здесь очень много общего. Как правило, инновационное предприятие — малое по форме и по всем критериям подходит для поддержки малого бизнеса. Но для инновационной экономики принципиально важен человеческий фактор. Здесь очень нужна акцентированная политика субъекта федерации по привлечению уникальных талантов, поддержке людей с очень высоким образовательным статусом. Поэтому необходимы особые направления господдержки. Я имею в виду прежде всего строительство хорошего жилья для научных сотрудников инновационных компаний. Не скажу, что жилье в современном мире — самый серьезный фактор закрепления. Нет, мир глобален. Но все-таки, если специалист видит, что здесь созданы лучшие условия, что власть о нем заботится, он остается. Производство самолетов привязано к определенному месту, оно требует производственной инфраструктуры, корпусов, оборудования, которое не перенесешь. А производство программного продукта требует только головы, и совершенно непринципиально, где эта голова работает — в Новосибирске или Нью-Йорке. Поэтому здесь должна быть очень тонкая политика по созданию условий для самых талантливых ученых, изобретателей и инноваторов, для университетов. Я всегда был убежден, что регион должен быть заинтересован в программах поддержки университетов путем строительства арендного жилья и содействия строительству общежитий. Да, университеты находятся в федеральном ведении, но это и есть борьба за лучший человеческий капитал, поэтому в это надо вкладывать ресурсы.
Таких примеров не очень много, но они есть. Мне кажется, политика в этой сфере должна быть более акцентированной, более мощной и результативной. Хотя бюджетно-финансовые ограничения, которые сейчас есть в экономике, затрудняют этот процесс. Но без него не выйти из статичности.
— Способны ли российские госмонополии создавать стимулы для развития инновационной экономики? Ведь они существуют зачастую в неконкурентной среде.
— Госкомпании, на мой взгляд, могут быть двигателями инновационности. Не имея, может быть, какой-то очевидной конкурентной среды внутри России, они, как правило, находятся в глобальной конкурентной среде. Все равно и РЖД нужны лучшие инновационные решения, чтобы быть конкурентоспособными в перевозках в России и за рубежом, и «Газпрому», и «Роснефти». Технологическое отставание, отставание культуры производства чревато и для них. Кроме того, у таких крупных компаний есть возможность концентрировать финансовые ресурсы для развития исследований, науки и инноваций. Ведь новые исследования требуют массы прибыли, а не просто высокой рентабельности. У нас может быть очень много эффективных малых бизнесов, но они даже при высокой рентабельности будут иметь небольшую массу прибыли. За ее счет очень трудно будет развиваться. Наоборот, крупная компания даже при невысокой рентабельности, но за счет больших объемов может себе позволить финансирование различных инновационных программ и проектов. Этот ресурс надо использовать гораздо масштабнее, чем это сейчас происходит.
Другое дело, что я сторонник максимальной интеграции. Чтобы политика инновационности не была разной в РЖД и «Газпроме», Минобрнауки и Минсельхозе. Чтобы это была единая государственная политика и государство стимулировало привлечение денег крупных компаний в эту сферу. Если для всей экономики нужно придумывать налоговые стимулы, то в госкомпаниях советы директоров могут просто административным решением концентрировать ресурсы и направлять их на поддержку ведущих университетов, исследовательских центров, на правильное задание инноваторам, что именно им нужно сделать. Главное ограничение инновационности сегодня — это спрос. Будет расти спрос, будут компании больше требовать новых решений, и он появится. И наоборот, если госкомпания говорит, что у нее все хорошо, а в крайнем случае купим у «Сименс», то это плохо для науки и отечественной инновационной политики. Одна из системных базовых задач науки и образования — привлечение в инновационный процесс дополнительных финансовых ресурсов из экономики. В экономике доминируют госкомпании, поэтому они не могут остаться в стороне. Другое дело, что развитие госкомпаний со временем будет связано с привлечением частных инвесторов.
— Насколько современные научные учреждения готовы удовлетворять запросы этого «нового» бизнеса? Соответствуют ли возможности сибирских вузов масштабу задач в этой сфере?
— Думаю, что в какой-то мере соответствуют, а в какой-то нет. Это не просто общий неконкретный ответ, а характеристика того особого процесса, который шел в наших вузах. В советский и даже постсоветский период в нашей стране, в отличие от большинства других, параллельно развивались академическая и вузовская наука. Наверное, нигде в мире не было такого. Наука едина и, как правило, связана с университетами. У нас же из-за того, что в науке было очень много закрытой тематики, создавались исследовательские центры и лаборатории, которые не могли быть открытыми и публичными. Те сибирские университеты, где преподают в основном действующие исследователи, соответствуют главным мировым требованиям. Пусть даже в международных рейтингах они не занимают лидирующих позиций (на рейтинги влияет масса дополнительных побочных факторов). Я говорю про Томский и Новосибирский госуниверситеты; политехнический университет, ТУСУР и медицинский университет в Томске; Сибирский федеральный университет в Красноярске. Там преподают специалисты, которые глубоко погружены в исследовательский процесс. Это позволяет им готовить выпускников, способных генерировать новые знания.
Но какие-то вузы были очень автономны, там преподаватели не были погружены в исследовательский процесс. Да, они читали современную литературу, где-то создавались исследовательские секторы, способные выполнять хоздоговорную тематику. Но эта хоздоговорная тематика, как правило, была связана не с исследовательской, а с чисто внедренческой деятельностью. Вот почему в последние пять — семь лет президент России и в целом российское государство серьезно обновили политику развития науки. Именно университеты стали получать большие гранты, появились программы федеральных и исследовательских университетов. Были приняты 217-й и 218-й федеральные законы, по которым вузам разрешалось учреждать инновационные предприятия, всячески стимулировалась инновационная деятельность. Поэтому университеты набирают сейчас силу. У нас очень много резервов для интеграции университетов с научно-исследовательскими центрами, институтами Академии наук. Это позволит университетам повысить качество образования, а академической науке лучше воспроизводить кадровый потенциал. Я думаю, что этот процесс идет и в перспективе мы будем иметь вузы, где образование будет основано на погружении в исследовательский процесс. Это будет настоящая современная наука.