Выставка авангард
Уроженца Берлина Альфреда Отто Вольфганга Шульце, известного под псевдонимом Вольс, редко показывают ретроспективно, потому что собирать его вещи по всему миру — задача непростая. Коллекционеры неохотно расстаются с клочками плохой бумаги размером с ладонь, принесшими Вольсу славу одного из самых тонких художников послевоенной Европы. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
"Боже, храни музей королевы Софии!" — хочется воскликнуть каждый раз, когда наталкиваешься там на очередную драгоценную редкость. В отличие от раскрученных братьев по разуму (лондонский Тейт Модерн, парижский Центр Помпиду), мадридский музей искусства ХХ века никогда не гонится за выставками-блокбастерами и предпочитает доставать редких художников из дальних закромов истории. Эта ориентация на знатока оправданна, ибо за посещаемость в музее отвечает "Герника" Пикассо в основной экспозиции, и к ней, конечно же, народная тропа не зарастает. Благодаря обязательной к посещению картине директор музея Мануэль Борха-Вильель волен делать все что угодно. В связи с обновлением части экспозиции по тематическому принципу музей собрал по всему миру ретроспективу Вольса. Она занимает всего две комнаты, но по логистике стоит иных выставок Сезанна. Вольс сделал немного, и его вещи разошлись по музеям без остатка. Когда его живопись или графика все-таки появляется на рынке, меньше €1 млн она не стоит. Вокруг Вольса настоящий культ, причем искренний и без спекуляций (поскольку спекулировать нечем). Выставка под названием "Космос и улица" вполне объясняет привлекательность Вольса, как, впрочем, и то, почему его имя до сих пор редко встречается в хрестоматиях.
Вольс родился за год до Первой мировой, которая не коснулась его родителей. Он начинал с интереса к музыке, выучился на хорошего скрипача и одновременно занимался биологией, причем успешно: в 11-летнем возрасте Вольсу удалось создать в домашних условиях среду обитания некоей редкой тропической рыбы, которую у него приобрел зоопарк Дрездена. В 19 лет Вольс работал лаборантом у известного этнографа Лео Фробениуса во Франкфурте. Там он познакомился с африканской настенной живописью. От Фробениуса Вольс ушел учиться в Баухаус, где один из преподавателей, великий экспериментатор с фотографией и кинетикой Ласло Мохой-Надь, посоветовал ему отправляться в Париж. В столице Франции Вольс занялся фотографией и добился в этом деле некоторого успеха. С приходом к власти нацистов у него начались проблемы. Гитлера Вольс ненавидел, в фашистской армии служить не хотел, отчего на родине его объявили дезертиром. С началом Второй мировой правительство Франции поместило его в лагерь для граждан враждебной страны, где Вольс провел 14 месяцев в компании с другими немцами. Из заключения он вышел благодаря подруге, французской подданной, которая вышла за Вольса замуж и подарила ему гражданство. Через год относительного спокойствия им пришлось бежать от немцев на запад Франции. Важным следствием этой беспокойной и нищей жизни стал тот факт, что без сложного фотографического оборудования под рукой Вольс стал рисовать — чем попало, на чем попало. Сразу после окончания войны его рисунки попали в парижскую галерею Рене Друана, и Вольс возродился — уже окончательно — художником.
Кураторы выставки поступили мудро, разделив фотографии и рисунки Вольса на два зала. Снимки, сделанные Вольсом для себя и осмысленные как музейная ценность только в 1970-е, поражают своей неряшливостью. Вольс явно не боялся тратить драгоценные материалы на то, чтобы ухватить один, но важный фрагмент действительности: блик на мокром граните, силуэт бездомного в прорези окна — в общем, банальнейшие вещи. Первые фотографы авангарда старались делать все чисто и четко, Вольс категориями качества не мыслил вовсе. Так, наверное, выглядит содержимое памяти мобильника у каждого современного человека, который не чужд поэтическим настроениям.
А вот рисунки Вольса — совсем другое дело. Есть иллюстрации в биологических атласах. Мы все их видели. Они изображают живую природу целиком и в разрезе, но при этом мертвы, как пластмасса. В картинках Вольса чувствуется глубокое знакомство с флорой и фауной. Рисует он, однако, так, что ни одна форма буквально не совпадает со знакомыми нам растениями или, скажем, внутренними органами. И при этом кажется, что линии двигаются, абстрактные комбинации дышат и складываются во все новые и новые узоры прямо на наших глазах. В пересказе это звучит фантастикой, но на деле так и есть. Глаз охватывает форму целиком, потом присматривается к сотням деталей, прыгает с одной на другую, и так создается ощущение, что перед нами течет сама жизнь во всем богатстве бактерий и вирусов. А зритель, погрузившийся в эти потоки, становится их частью и, следовательно, частью Вселенной. Каждый, кто испытал эффект Вольса на себе, автоматически становится служителем его культа.
Славы Вольс не добивался. Как настоящий мудрец, он избегал рекламировать свои откровения. Когда его галерист предложил художнику перейти на холст и масло, Вольс заметил: "Это требует амбиций и любви к гимнастическим упражнениям, а я лишен и того и другого". Тем не менее несколько полотен Вольс все-таки создал, умудрившись перенести важнейшие свойства рисунков в совершенно другую технику. Умер Вольс в 1951 году, ему было всего 38 лет — скитания и бедность взяли свое. Так образ внутренне свободного человека, знавшего язык микромира, остался ничем не запятнан — даже успехом.