Берлин продолжает борьбу за культурное первенство. В этой борьбе у него все козыри — начиная от культурной традиции и кончая тем политическим интересом, который вызывает город, лишившийся Стены. Цель — лидерство в Европе. Но для этого требуется в первую очередь победа над немецкими конкурентами. Название нового музея — "Берлинский музей современности" — выглядит претенциозным, но одно можно утверждать с полной ответственностью: в Берлине открылся интересный музей искусства 60-80-х годов.
Только что закончившаяся в Берлине новая художественная ярмарка (о ее открытии Ъ уже сообщал, более подробный рассказ еще предстоит) должна была затмить прежде всего кельнскую. В другом, не менее амбициозном художественном проекте нынешней берлинской осени тоже усматривается соревнование с Кельном. Берлинский музей современности во многом похож на кельнский Музей Людвига: он тоже создан на базе частной коллекции и в нем тоже важную роль играет американский поп-арт.
"Берлинским Людвигом", соперником (или преемником?) недавно скончавшегося крупнейшего немецкого коллекционера выступил Эрих Маркс, чье собрание, говорят, чуть-чуть не дотягивает по стоимости до 200 млн марок. С помощью своего многолетнего советника Хайнера Бастиана он собрал коллекцию из 183 произведений. По соотношению двух чисел видно, что все это очень дорогие работы — шедевры, и в большинстве своем крупных размеров. В число 183 не входят серии ранних рисунков Бойса (447 листов) и Уорхола (130). Собрание Маркса более целостно, чем людвиговское — оно включает только искусство последних 50 лет и ограничено Западной Европой и Америкой.
Эрих Маркс из тех собирателей современности, которые обладают собственным вкусом и интуицией. Он начал свою коллекцию с картины, которая не понравилась никому из его знакомых, потому что была непонятна; это было абстрактное полотно тогда молодого Сай Туомбли. Сегодня Сай Туомбли может не очень нравиться всему авангардному арт-миру, потому что он слишком понятен, но это ничего не значит: в музеях остается именно то, что покупает частный коллекционер.
Маркс — коллекционер, способный не только на эмоциональную реакцию, но и, как он говорит, на "критическое столкновение с произведением". И поэтому он выбирает вещи действительно важные. Ему доступно наслаждение эстетическим радикализмом, который составляет величие искусства ХХ века. Его конек — американский поп-арт (Уорхол, Раушенберг, Лихтенстайн), но главная и уникальная его собирательская заслуга — Йозеф Бойс.
Крупнейший немецкий художник ХХ века был автором громоздких и мрачных инсталляций, которым обычно не находится места в музеях, и видеоперфомансов, познакомиться с которыми даже в Германии далеко не так легко, как можно было бы ожидать, исходя из бойсовского статуса классика. Гамбургский вокзал оказался музеем, где Бойсу впервые отведено действительно много места. В огромном зале поместились его германофобско-германофильские инсталляции "Конец ХХ века", "Трамвайная остановка" и "Рихтовка" (слово, о существовании которого нам напомнил Виктор Анпилов, отлично подходит для работы "Richtkraefte" со множеством исписанных школьных досок и черепом, словно зажатым внутри ящика). Такой же зал отдан рисункам. И наконец, в "Медиальном архиве Бойса" посетитель может вызвать на экран компьютера любую информацию о Бойсе и видеозаписи его перформансов.
"Берлинский музей современности" располагается в бывшем здании Гамбургского вокзала. Издали сразу видно, что фасад в стиле неоклассики 1840-х годов скрывает произведения современного искусства: яркие неоновые трубки американского художника Дэна Флэвина давно стали визитной карточкой contemporary art. По вечерам они освещают вокзал неземным синим светом. Без подъездных путей он выглядит каким-то призраком, летучим голландцем, и потому однажды уже привлек выдающегося куратора — Харальд Зееман устроил здесь в 1988-м выставку "Безвременье" (вокзал вообще чем-то близок современному искусству — потенциальная динамика, остановка на перекрестке). Тогда вокзал военной руиной стоял у самой Стены, с западной стороны. Такое расположение до сих пор придает ему характер "центра нестабильности" — вокруг вечная стройка (рядом будет крупнейший железнодорожный узел и квартал правительственных зданий). Это центр, но до человеческого жилья нужно долго ехать на автобусе.
В 1990-м за дело взялся архитектор Йозеф Пауль Кляйхюс, который объединил разные помещения, создав музей с 9 тыс. м2 выставочной площади (их, впрочем, уже не хватает). Характер нового музея суровый и "транспортный" — серые каменные полы, прозрачные переходы, металлические лестницы, белые стены и стеклянные сводчатые потолки. На втором и третьем этажах, где "живут" более камерные работы, полы деревянные, но обстановка столь же аскетичная, и к ней отлично подходит минималистская и геометрическая скульптура и живопись.
В огромном центральном зале-"перроне" стоят две лучшие работы Ансельма Кифера — "Мак и память" (пыльно-серый самолет, на крыльях которого лежат металлические книги с заложенными между страниц реальными стеблями мака) и 30-тонная "Перепись населения" — библиотека с колоссальными металлическими томами. Германская тема разбавлена двумя менее идеологическими и более формальными инсталляциями: круг выложен из камней классиком лэнд-арта американцем Ричардом Лонгом, а впечатляющая стеклянная хижина-иглу сделана итальянцем Марио Мерцем. В дальнем конце заново построенной 80-метровой восточной галереи сияет ярко-желтый портрет Мао работы Уорхола; рядом с другими его поп-иконами (Элвис Пресли, Джекки Кеннеди...) — Раушенберг, Лихтенстайн и Туомбли. Симметрично классикам американской живописи предполагалось поместить живописцев Европы, но западную галерею построить не удалось: не хватило 25 тыс. марок вдобавок к уже потраченным 100 тысячам, и утыканная гвоздями картина Гюнтера Юккера закрыла вход в эту фантомную западную галерею. Большинство критиков надеется, что если ее и построят, в ней не разместится то, что планировалось — немецкий и итальянский "трансавангард" 80-х годов. Сейчас эти работы размещены на втором этаже, где демонстрируют свою пестроту, многословие и удручающую неактуальность.
Более актуальными кажутся сегодня другие вещи — например, видеоработы, которые здесь представлены блестящими образцами (из собрания Берлинской национальной галереи). Это ранние инсталляции Нам Джун Пайка (статуя Будды созерцает экран со своим изображением) и лучшие работы других классиков видеоарта — Гэри Хилла ("Распятие", где фигура идущего художника действительно "распята" на нескольких мониторах), Билла Виолы, Брюса Наумана. Среди художников 80-90-х легко узнать Синди Шерман на фото-автопортрете в образе Юдифи и Джеффа Кунса в двойном мраморном бюсте с Чиччолиной. Из самых молодых звезд в музее присутствует только американец Мэтью Барни с его фотоинсценировками в духе голливудских массовых сцен 30-х годов. И пожалуй, Томас Штрут, чьи большие цветные фотографии рассеянных и скучающих посетителей Лувра дают иронический комментарий к сюжету "музей вообще". Гамбургский вокзал сам есть отчасти такой комментарий, только лишенный иронии, — в нем, как в Лувре, нелегко ориентироваться, он монументален и репрезентативен. Единственные стулья здесь — музейные экспонаты; вокзал есть место не пребывания, но неуклонного следования выбранному курсу вдоль искусства.
И главное, как очевидно уже сейчас, здесь почти не будет места для временных выставок. Репрезентация состоялась, и у тех, кто не успел прославиться, шансов нет. Никто из нынешних берлинских художников выставиться в этом помещении не сможет. Гамбургский вокзал есть новая художественная гробница, которая всей своей структурой намекает на то, что проект под названием "искусство ХХ века" завершен.
С этим трудно примириться, но есть в этом и своя логика. Музей фактически частный и представляет волю и мнение частного лица. Фигура частного собирателя современного искусства сейчас вообще в центре внимания в Европе: одновременно в Кельне открыта выставка коллекции Шпек, а в Базеле коллекции Фрелих; и это не случайность. Искусство послевоенной, посттоталитарной эпохи было программно "приватным", личным, негосударственным, а иногда и анти-государственным, и вполне естественно, что в конце концов ответственность за него взяли на себя частные лица. В современной России с ее неогосударственнической утопией принято считать, что искусство, и даже современное искусство, есть державное дело и национальный символ, но — к несчастью или к счастью — во всем мире эта эпоха прошла. У государства больше нет денег на искусство — как и, скажем, на социальное страхование, которое (по крайней мере в Германии) все больше переходит в частные руки. Место произведения искусства в современном мире стало напоминать положение в нем отдельного человека; искусство защищено не более, чем рядовая личность. Они оба вынуждены заботиться о себе сами — или же искать мецената.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ
Адрес Берлинского музея современности "Гамбургский вокзал": Invalidenstrasse 50-51, 10557 Berlin. Музей открыт ежедневно, кроме понедельника, с 10.00 до 17.00.