В парижском Музее современного искусства прошла большая выставка Александра Калдера. Этот американский скульптор обычно ассоциируется со стилем 60-х, хотя свою деятельность авангардиста он начал гораздо раньше. Тем не менее его движущиеся объекты, представляющие собой различные ярко окрашенные плоскости на длинных, часто подвижных или вибрирующих стержнях, вызывают ощущение постоянного мельтешения, несколько утомительного в своей пестроте. Они напоминают о революции в Латинском квартале, маленьких ярких трапециевидных пальто Пьера Кардена и "мондриановской" коллекции мини-платьев Сен-Лорана. Мода на "стиль буги-вуги", сегодня охватившая мир дизайна, — единственное, что может объяснить интерес к весьма анахронично выглядящему авангардисту в эпоху триумфов Джефа Кунса и Синди Шерман.
В закрытых сейчас на долгий ремонт Золотых кладовых Эрмитажа большой популярностью у публики пользовалась витрина в зале драгоценностей, где были выставлены три букета из самоцветов, выполненных швейцарским ювелиром Иеремией Позье, работавшим в первой половине XVIII века при русском дворе. Из рубинов, сапфиров, изумрудов, жемчугов и бриллиантов он собрал различные сияющие цветы, прикрепленные к золотым стебелькам с помощью тонких пружинок, вызывающих колебания тычинок. Первоначально украшения предназначались для поясов и корсажей придворных дам, и вибрация драгоценных цветов, вторящая колыханию женского тела, создавала непередаваемый эффект трепещущего блеска.
В дальнейшем, с изменением моды, эти букеты перекочевали с корсажей на туалетные столы и были вмонтированы в специальные подставки, а в конце прошлого века сам Фаберже спроектировал для них вазочки, в которых цветы и стоят по сей день. Из предмета женского туалета, безусловно, модного и дорогого, но заведомо подчиненного, как всякое украшение, букеты Позье превратились в самоценные объекты искусства. Но пружинки и вибрация при цветах остались.
В той же витрине стоят небольшие часы из золота и агата работы английского часовщика Дэвида Кокса, славного своими "Часами с павлином", до сих пор собирающими толпы зрителей в Павильонном зале Эрмитажа. В редкие дни, когда их заводят, устраиваются специальные экскурсии, в первую очередь из детей, наблюдающих как эта неподвижная громада металлических чучел оживает и двигается, павлин распускает хвост, петух кукарекает, сова вращает глазами и начинается механическая какофония в духе "Казановы" Феллини. Над маленькими драгоценными часиками из витрины в Золотых кладовых парит несколько крошечных бабочек, пребывающих в постоянном движении подобно перпетуум-мобиле, этому волшебному объекту, на поиски которого XVIII столетие потратило так много сил.
Эта витрина вспоминается при рассматривании объектов Александра Калдера — ярких пятен из различных материалов, прикрепленных на подвижных и тонких проволочках к какому-либо основанию. Они вертятся и вибрируют в пространстве, организуя его и наполняя цветом и движением, подобно драгоценным камням Иеремии Позье. Тем не менее об изысках XVIII века, влюбленного в механику, не вспоминал, насколько мне известно, ни один автор бесчисленных каталогов и монографий, посвященных Калдеру. В них идет речь о мироздании, миропорядке, универсуме, синтетичности, кинетичности, материализации, дематериализации и прочих увлекательных обстоятельствах. Объекты Калдера трактуются как основа основ искусства ХХ века, как самый авангард современного авангарда.
Действительно, биография Калдера представляет собой образцовое житие современного художника. Он родился в 1898 году в Филадельфии в семье скульптора, специализировавшегося на производстве надгробных памятников и монументов для публичных садов. В 1915 году он поступает в Технологический институт в Нью-Йорке, получает диплом инженера-механика и затем работает в различных крупных морских портах, в том числе в Сан-Франциско, Гаване и на Панамском канале. В 1923 году, в возрасте двадцати пяти лет, то есть достаточно поздно (почти как Ван Гог), он решает стать художником.
В 1926 году Калдер уезжает в Париж, где он, этот состоятельный американец, испытывает восхищение перед пестротой ар деко. Особенно ему нравится Жозефина Бекер, негритянская танцовщица, ставшая символом этого упивающегося радостями жизни времени. Из проволоки он создает изображение Жозефины Бекер и первые фигуры серии "Цирк", заслужившей потом внимание парижской публики. В 1930 году Калдер сближается с Питом Мондрианом и под его влиянием творит абстрактные полотна, полные поисков совершенной красоты в гармонии локальных цветов и красочных плоскостей, похожих друг на друга, как две капли воды. В 1931 году вместе с Жаном Элионом и Гансом Арпом он участвует в деятельности группы Abstraction-Creation, сближается с самим Марселем Дюшаном и уже совершенно забывает о своем прошлом интеллигентного и высокооплачиваемого инженера, восхищавшегося Жозефиной Бекер и Парижем ар деко. В 1934 году Альфред Барр приобретает для недавно основанного Музея современного искусства в Нью-Йорке один из мобилей Калдера, и его репутация крупного авангардного художника становится неколебимой.
В 1936 году он работает декоратором для балетов Марты Грэхем, оформляет "симфоническую драму" Эрика Сати "Сократ" и участвует в эпохальных выставках Барра "Кубизм и абстрактное искусство" и "Фантастическое искусство, дада, сюрреализм", естественно вписываясь и в ту, и в другую экспозицию. В 1937 году в Париже его произведения соседствуют с "Герникой" Пикассо, и затем список его триумфальных выставок в Америке и Европе прерывается только на время второй мировой войны. В конце 40-х — в 50-е он дружит с Сартром и Сертом, в 1955 году вместе со стариком Дюшаном участвует в выставке "Движение" (Le Mouvement) наряду с молодым поколением, ставшим затем лицом шестидесятых: Бури, Якобсеном, Сато и Тингели. В 1952 году он получает Grand Prix на Биеннале в Венеции и декорирует огромный потолок актового зала университета Каракасы в Венесуэле. В 1958 году он делает гигантский мобиль для американского павильона на Всемирной выставке в Брюсселе, получает почетный заказ на скульптуру "Спираль" для украшения здания ЮНЕСКО в Париже и воздвигает монумент в нью-йоркском аэропорту Кеннеди. В 1967 году его колоссальная скульптура "Человек" высотой в 27 метров устанавливается на Всемирной выставке в Монреале, а в 1976 году умирает в Нью-Йорке от сердечного приступа, куда он приехал на открытие своей огромной триумфальной ретроспективной выставки "Универсум Кальдера", организованной Whitney Museum of American Art, крупнейшим музеем американского искусства.
История о том, как скромный инженер из Филадельфии вошел в Пантеон международного авангарда замечательна даже перечислением одних сухих фактов. Перебирая обстоятельства его художественной карьеры, состоящей из блистательных знакомств, экспозиционных триумфов, статусных заказов и критических славословий, становится ясно, что его мировая слава связана с одним обстоятельством. В тридцатые годы Калдер додумался до того, что перестал писать на полотне абстрактные композиции, а стал составлять их из различно окрашенных листов железа и располагать в пространстве, сообщив им некое движение или подобие оного. Находка имела грандиозный успех, и для того, чтобы его развивать, Калдеру не требовалось никаких усилий — надо было лишь повторять найденное. В принципе это мог бы делать и не Калдер, и не он смонтировал гигантский памятник в Монреале, но вся слава досталась именно ему. Его достижения повторяли и будут повторять, но очевидно, что никому из его бесчисленных подражателей такой славы уже не достичь.
А что же делать с бедными Позье и Коксом? Выдумки в их произведениях не меньше, чем в "Птице на ветке" Александра Калдера. Неужели их несчастье лишь в том, что они родились на два столетия раньше, чтобы слепнуть над миниатюрными механизмами, а не украшать собой международные аэропорты? Неужели вся система оценок в истории искусств, вроде бы научная и основательная, на самом деле текуча и эфемерна, и нет никакой абсолютной точки отсчета? Об этом невольно задумываешься при созерцании сегодня кажущейся просто веселой, как "стиль буги-вуги", экспозиции Александра Калдера, чьи авангардные работы нынче напоминают о журналах Face и Arena и о последней коллекции модного дома "Наф-Наф".
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ