Премьера опера
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
На исторической сцене Большого театра прошла премьера "Царской невесты" Римского-Корсакова. Новый спектакль представляет собой на деле вольную реконструкцию исторической постановки 1950-х годов — с теремами, кафтанами и охабнями, трогательно выписанными деревцами, грозным царем на вороном коне и нагайками в руках опричников. Рассказывает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
На афише режиссером этого спектакля значится Юлия Певзнер, художником-сценографом — Альона Пикалова, художником по костюмам — Елена Зайцева. На самом деле главный автор здесь, пожалуй, Федор Федоровский: это оформленная им "Царская невеста" 1955 года — та канва, по которой вышита постановка.
Альона Пикалова объясняет, что назвать ее "капитальным возобновлением" все-таки негоже, потому что декорации воспроизводят эскизы Федоровского не совсем так, как в сданной в утиль сценографии старого спектакля, шедшего себе на Новой сцене вплоть до недавнего времени. Мягких декораций (то есть расписных холстов) стало меньше, жестких и объемных элементов — больше, режиссура новая, хотя и подлаживающаяся под заданный сценографией тон, и тем не менее сказать, что визуальное впечатление от спектакля радикально изменилось, язык не повернется.
А детали поменялись. Во время увертюры через полупрозрачный занавес показывают, как над спящим Грязным в высоте качается на качелях Марфа, а потом и у дома Собакиных возникают качели. На них, правда, не только качаются девушки, но еще и опричники под руководством восседающего на черной лошади Ивана Грозного вешают очередную жертву в финале второго действия. В начале третьего акта за золотой теремной решеткой молчаливо проходит вереница невест в богатых кокошниках — этого тоже у Федоровского не было. В конце спектакля Грязного собственноручно закалывает Малюта Скуратов, в то время как умирающая Марфа удаляется сквозь строй потрясенных бояр вглубь сцены.
Величавая статичность, родовая черта "большого стиля", режиссера, видимо, все-таки несколько смущает, и поэтому в бытовых картинах происходящее на сцене явно старались оживить, насколько это было возможно, не выбиваясь из общего настроя. Так что опричники на пирушке у Грязного и пускаются в грозные пляски с нагайками (хореография Екатерины Мироновой), и заигрывают с женской прислугой, а для Марфы устроен многолюдный свадебный ритуал с расплетанием косы. Поскольку в остальном нащупать аутентичный рисунок жестов трудно, герои и массовка все время осеняют себя крестным знамением — с такой частотой, что как-то вспоминается известная максима насчет поминания всуе (тем более что крестятся невпопад, кто двуперстно, кто щепотью, а кто и вовсе с левого плеча на правое).
Часть певцов с этой "Царской" (вернее, не совсем этой, а ее прошлой версией до нынешнего возобновления) знакомы не понаслышке и в соответствующей стилистике чувствуют себя как рыбы в воде. Понятно, например, что органичнее всех держится Владимир Маторин в роли Собакина, отца Марфы: это его стихия, и настолько естественно кланяться в землю, подбочениваться, оглаживать бороду и ухарски посмеиваться, кроме него, на сцене никто не умеет. Бомелий в исполнении тенора Марата Гали уже из разряда скорее неожиданных чудес перевоплощения: узнать певца в гадком иноземном лекаришке, горбатом и плешивом, было сложнее сложного. Роковые страсти четверицы главных героев в актерском смысле разыграны весьма условно, но с вокалом в премьерном составе было лучше. Героев (добросовестный Грязной Александра Касьянова и Лыков, мягко, но тускловато спетый Романом Шулаковым) перепели героини — новое приобретение Большого меццо Агунда Кулаева (Любаша) и особенно юная Ольга Кульчинская (Марфа), чье чудесное лирическое сопрано, звонкое и полетное,— очередное открытие молодежной оперной программы Большого.
Как ни парадоксально, но одним из главных аттракционов спектакля и одной из его самых проблемных точек смотрится дирижерская трактовка Геннадия Рождественского. Заслуженный маэстро, приглашенный в постановку в несколько аварийном порядке (должен был дирижировать Василий Синайский, но он ушел из театра), тем не менее успел сделать достаточно, чтобы признать эту "Царскую невесту" серьезной авторской работой. Партитура отредактирована — местами подправлена оркестровка, купирована хоровая сцена в начале второго действия. Оркестр на высоте — такого высококлассного, плотного, сложного, тембрально и стилистически богатого звучания Большой не показывал в русских операх давно. Но вот темпы выбраны медленные до изнурения, и это не только осложняет театральную состоятельность спектакля, но и попросту тяжело для певцов.
Впрочем, и это по-своему работает на колорит постановки, которая при всех оговорках насчет сценографических новаций выглядит стопроцентным музейным произведением, роскошным, но тягучим. И хотя этого, конечно, никто не предполагал несколько лет назад, когда возник замысел обновить "Царскую", но трудно удержаться от мысли, что эта премьера стопроцентно на своем месте именно сейчас, когда в моде преподавание простых истин консерватизма. В том числе и нагайкой.